Возле нас с портфелем под мышкой стоял Алик Камлеев.
— У нас в школе, — сказал он, — к сведению некоторых, всегда помогали отстающим ученикам.
Алик учился с нами первый год и через каждые два слова повторял: «А у нас в школе», «А в нашей школе»…
— Слушай, — сказал Вовка. — Взялся бы ты за это дело, а? Показал, как у вас в школе помогают отстающим, а?
— И показал бы. Если бы мне поручили.
Вовка хотел, было съехидничать, но тут к нам подошёл Толя Овчинников, длиннющий и тощий, словно жердь.
— Привет! О чём речь?
— Горохову прикрепили Севку Мымрикова, — объяснил Вовка.
— Ясно, — сказал Толька. — И он теперь принимает поздравления?
— Вроде того, — сказал Вовка.
У Тольки были какие-то там необыкновенные математические способности. Он запросто решал задачки, над которыми пыхтели восьмиклассники. Другого на его месте раздувало бы от важности. А Толька — хоть бы что. Поглядывает с высоты своего высоченного роста и добродушно посмеивается.
— Ладно, — сказал я, — торжественное заседание объявляю закрытым!
— Принято единогласно! — поднял руку Толька. — Если по моей части что потребуется…
— Данке, — сказал я. — Ауфвидерзеен!
На уроке мы с Вовкой стали смотреть на Севку.
Это оказалось довольно занятно — наблюдать за человеком, когда сам он этого не замечает. А особенно за таким, как Севка.
Севка ел конфеты. Разворачивал под партой, саму конфету отправлял в рот, а бумажку скатывал в комочек и, положив на ладонь, щелчком посылал в класс.
Сначала Севка конфеты сосал. Потом это ему, как видно, надоело и он стал их грызть. Когда Лидия Сергеевна, учительница русского языка, оглядывалась на подозрительный звук, Севка делал такую физиономию, что каждый видел: если и есть в классе ученик, который самым внимательнейшим образом слушает преподавателя, то этот ученик и есть он — Всеволод Мымриков.
Скоро конфеты у Севки кончились. Он подпёр кулаками подбородок и, как мне показалось, заскучал. Но не такой он был человек, чтобы скучать долго. Что он такого сделал, не знаю, только минуту спустя Томка Новожилова, сидевшая перед Севкой, жалобно воскликнула:
— Лидия Сергеевна, а Мымриков опять…
— Опять, Мымриков? — обернулась Лидия Сергеевна.
— Я?! — Севка даже руками развёл от негодования. — Да провалиться мне на месте… Да…
Севка ещё долго бил себя в грудь, а потом, когда Лидия Сергеевна сердито на него прикрикнула, сделал обиженное лицо и принялся вздыхать. Сперва тихо. Потом всё громче и громче. Пока, наконец, Лидия Сергеевна опять не прервала урок.
И так до самого звонка.
На перемене ко мне подошёл Игорь Булавин.
— Как прикажешь понимать твои выходки?
— Какие? — не понял я.
— Хлопнул дверью. Убежал. Отказываешься от пионерского поручения.
Мне было не очень-то весело, но я засмеялся.
— Чудак, я ведь пошутил перед уроком. Я с большим, ну, просто с огромным удовольствием буду заниматься с Севкой. Мне давно хотелось взять на воспитание какого-нибудь лодыря и разгильдяя и сделать из него образцового, прямо-таки показательного ученика!
— Совсем другой разговор, — сказал удовлетворённо Игорь. — Я так и думал, что твоя кандидатура будет самой подходящей.
— И ты ещё мог сомневаться?! — всплеснул я руками.
Игорь посмотрел на меня строго.
— Я с тобой разговариваю совершенно серьёзно и официально.
— А как же иначе? — удивился я. — Конечно.
— Что касается твоего освобождения от других поручений, мы этот вопрос обсудим на ближайшем совете отряда. И не беспокойся. Мы тебе условия создадим.
— Разве я беспокоюсь? — сказал я. — Да за таким председателем мы как за каменной стеной!
Игорь покачал головой:
— Смотри у меня!
Так и сказал: «Смотри у меня!» — и важно прошествовал дальше.
До конца уроков я ломал голову: как подступиться к Севке?
Браться за это дело мне отчаянно не хотелось. Но я хорошо знал нашего председателя. Уж что западёт в его, гладко причёсанную голову — сидит крепко.
Я понимал: голыми руками Севку не возьмёшь. Нужен какой-то особый подход. Но сколько ни примерялся, ничего путного не получалось. И уже на последнем уроке, когда решил, что ничего толкового так и не придумаю, меня осенила блестящая идея.
Читать дальше