Карло Коберидзе - Зеленые каникулы

А чтобы не думала, что я шучу, письмо подписываю:

Гио, он же Георгий Бичиашвили.

Почти десять часов. Надо гасить свет и ложиться спать, не то расшумятся.

Не задерживай ответа».

Утром я бросил письмо в почтовый ящик. Интересно, ответит кто-нибудь? Когда мы собирали кукурузу, пригляделся к девочкам — все как на подбор, на лентяек не похожи. А если найдется, наверное уродина — я же невезучий! Ну и что, я ведь пошутил! Посмеются, и все. Шутка есть шутка.

А вообще, признаться, сам себе удивился, такую шутку выкинул, и главное, в тайне от Зураба!

Сейчас проходим двигатель. Пока требуется знать название деталей, как раз то, что я не люблю — заучивать на память. Разбирать и собирать будем на следующих уроках.

Преподаватель проверил по журналу присутствующих (зачем, не понимаю — никто тут не прогуливает) и говорит:

— Давайте к делу. Кто пойдет отвечать? — и почему-то устремил взгляд на меня.

Я пригнул голову.

— Ты, Бичиашвили, не рвешься отвечать, конечно. Ни тебя, ни Одикадзе вызывать нет смысла, вы ничего не учите и ничего не знаете, это так же ясно и точно, как смена дня и ночи. Так кто пойдет отвечать?

Вышел Анзор Кациашвили. Он всегда все знает. Учить-то он все назубок учит, а как трактор водить будет, не представляю. Хилый, щуплый, я его, как пушинку, подниму. Я и здоровее его, крепче и борьбой занимаюсь, не то что он, куда ему против меня! Если бы и я вроде него учебников из рук не выпускал — а он и в столовой, и в коридоре, и во дворе, и даже в спортзале читает, — учился бы не хуже.

Анзор подошел к двигателю и как затараторил:

— Это головка, это шатун, это входной клапан, это…

— Не спеши, не спеши, за тобой никто не гонится, — ласково остановил его преподаватель.

Анзор смутился, почесал затылок и продолжал, сначала медленно, а потом опять застрочил:

— Это поршень, это…

Преподаватель глянул в мою сторону:

— Слушай, Бичиашвили, слушай, может, хоть сейчас уразумеешь что-нибудь и запомнишь!

Все обернулись ко мне, будто первый раз видели! Я почувствовал: заливаюсь краской. Преподаватель меня тупицей считает, значит. Подумаешь, какой гений Анзор.

— Захочу, не хуже его буду знать… — выпалил я.

— Так что ж, не хочешь и потому не занимаешься? Как же думаешь трактористом стать? А может, уже не хочешь быть трактористом? Тогда скажи прямо, зачем зря место занимаешь?

Кто-то засмеялся. Я уставился в парту. Промолчал. Сказать было нечего. Со стыда и злости на себя я вовсе перестал слушать и слушать Анзора.

Всю перемену просидел в классе и думал… Почему я и тут плетусь в конце всех? А вдруг приедет отец, как объясню свои двойки? Химией? Все-таки почему я не могу заставить себя сесть за учебники? Жду, пока выставят из училища? А что делать тогда?

Вечером я собрался с духом и завел разговор с Зурабом. Признаться боялся, что он засмеет меня.

— Слушай, Зураб, я решил, как говорят, взяться за ум. У меня двоек больше, чем троек, — как бы не выставили из училища… Что я отцу скажу?..

— Могут выставить, — серьезно согласился Зураб. — Я тоже думаю, что надо подтянуться. Если моя мать узнает, как я учусь — у меня ж одни тройки, — опять сляжет.

— Они думают, что я тупица. Захочу, отличником буду.

— А я, думаешь, не могу, что ли! Просто лень.

— Сбросим лень!

— Сбросим! Давай расписание. — Зураб надкусил яблоко и засмеялся. — Прямо сейчас возьмемся за ум!

— Сейчас? — Я захлопал глазами. — Так сразу засесть за уроки?

— А чего откладывать! Сядем и, пока все не приготовим, не ляжем спать.

— Ладно, только не зевать и не дремать!

— Хорошо, согласен!

И мы взялись. И за ум и за учебники.

Больше недели удивляли мы преподавателей, сами просились отвечать и стали кандидатами в образцовые ученики.

Но все вечера проводить за учебниками, а на занятиях слушать внимательно, не отвлекаться было очень трудно. В конце концов я заявил Зурабу, что не собираюсь быть отличником, меня и тройки устраивают, лишь бы не выгнали из училища. Не могу я не спать, когда хочется, а вы уже знаете — поспать я люблю. Не могу же не развлекаться. А нам столько задают!.. Я готов учиться, но убиваться ради учебы — нет! Я съехал постепенно на тройки. А Зураб держался, он дал себе слово учиться на «хорошо», ради мамы не получать троек. И твердо держал слово — я ложился спать, а он все сидел за учебниками. Если б Зураб не подтягивал меня, я опять мог стать двоечником. А вообще было очень трудно, сами посудите: книгу в руки не брал раньше, а теперь сразу все одолеть! В душе злился даже на себя, что дал слово хорошо учиться.