Феликс Маляренко - Суворовец Соболев, встать в строй!

— Почему? – заинтересованно хихикнул Вовка, ни на грамм не веря Витьке.

— Почему да почему! Вопросы бестолковые задаёшь. А вдруг кто-нибудь раньше Гришки Голубкова захочет с голоду её съесть?

Вову от такого объяснения чуть не стошнило.

— Да ну тебя, — отмахнулся он и ушёл в спальню.

Но в глазах у Витьки появился блеск. Он громко, на всю казарму, позвал Саньку и попросил, чтобы тот принёс ему бумагу, карандаш и кнопки. Через пять минут на двери сушилки висело объявление:

ВСЕМ, КРОМЕ ГОЛУБКОВА, ВХОД В СУШИЛКУ ЗАПРЕЩЁН!

ОПАСНО ДЛЯ ЖИЗНИ!

С этого момента дневальный превратился в строгого часового, приставленного к дверям сушилки, за которыми скрывалась тайна.

— Почему нельзя? – интересовались проходившие мимо.

Часовой всецело вошёл в свою роль:

— Не знаю… Не положено знать… Старшина не велел никому говорить… Иначе меня снова в наряд с субботы на воскресенье засунут… Это старшина приказал повесить.

— Что это?..

— Не положено говорить… Но только тебе и больше никому. Там крыса то ли с двумя головами, то ли с двумя хвостами, то ли с восемью лапами. Редкий экземпляр.

— А почему Голубков?

— Будто не знаете, — возмущённо разводил руками Витька. Он один с нею умеет обращаться. Больше никто в роте не будет её есть.

И все понимали, что Витька шутит, говоря о Голубкове, а в остальное верили. Не может же быть всё шуткой. Потому что во всякой шутке только доля шутки, остальное – правда. И шутка не остужала любопытство.

— Вить, ну покажи, ну что тебе стоит.

— Не могу, старшина сказал, что в наряд поставит.

— А за конфету или пирожок?

— Что я взятки беру? Нет, сказал, и всё. И вообще, старшина сказал, пока наряд не сдадим, пока не уберём – никого. Тем более, нам сейчас площадку мыть.

— Да мы поможем.

— Это только разговоры.

— Давай, если мы вымоем, ты нам покажешь?

Витька даже не ожидал такого поворота. Но путь назад был отрезан, и он, как в трясине, застрял в опасной игре. Кто бы мог подумать, что столько человек могли поверить его розыгрышу. На площадке собралось человек пятнадцать желающих увидеть чудо, поселившееся в роте. Вера в чудесное была настолько сильна, что никто не вспомнил, что старшина сегодня в роту вообще не приходил.

Тут же были наполнены все вёдра, и народ, охваченный безумным энтузиазмом в ожидании приближающегося зрелища, усердно драил лестницу, среднюю площадку, площадку дневального и туалеты. С Витькиного лица не сходила нервная улыбка, и Санька спросил его:

— Что ты будешь делать, когда они закончат мыть?

Улыбка тут же погасла, и он побледнел.

— Выручай! Срочно разыщи Гришку! Он, кажется, на чердаке в корпусе рядом. Бегом, иначе убьют.

— Может сказать, пока не вымыли?

— Всё равно убьют.

— Вечно ты заваришь какую-нибудь кашу, увязнешь в ней по уши, как потом отмыться, — вдруг неожиданно для себя возмутился Санька, хлопнув дверью казармы, и побежал на поиски Голубкова.

Он зашёл в подъезд, где находилась библиотека, поднялся по лестнице на чердак, приподнял дверцу и крикнул.

Гришка не заставил себя ждать, и его грязная, в пыли и паутине физиономия появилась в проёме чердачного колодца. Чёрная гимнастёрка была в пуху, зелёные кошачьи глаза горели охотничьим азартом. Гришка возбуждённо опустил в проём руку, и Санька увидел в ней сизого с перепуганными выпученными глазами голубя.

— Голубя мира поймал, — радостно выпалил он. – Видишь какой!

— Гришка, спасай, — взмолился Санька. – Витьку сейчас убьют.

Гришка всё понял, усомнившись лишь в том, что убивать будут сейчас, на посту:

— А вот после наряда действительно убить могут. Идём, — и сунул сизопёрого за пазуху.

Когда вошли в казарму, работа подходила к концу. Витькино лицо поблёкло, но он пытался улыбнуться.

— Спокойно, — шепнул Гриша. – Спасу.

— Ты всё же не торопись, — всё ещё пытался не потерять самообладание Витька. – Если даже не получится, казарму домоют.

— Домыть-то домоют, но за раз назло тебе испачкают.

Вскоре всё необходимое для сдачи наряда блестело. Народ с красными от холодной воды руками собрался около сушилки.

— Го-голубков, у тебя всё? – Витькин голос дрожал по-козлиному.

— Иду, — глухо отозвался из сушилки Гришка, и скоро он, светящийся радостью, появился с маленькой клеткой в руках. В клетке сидела мышь… с двумя хвостами.

Больше всех удивился Витька, такого он и сам не ожидал. Мышь была заперта в тесной клеточке, и один хвост у неё поднимался над другим. Толпа даже не стала возмущаться, что это не обещанная крыса, а всего навсего мышь. Настолько всё было необычно.