Лора Уайлдер Инглз - У Серебряного озера

Мама тоже вздохнула и сказала:

— Кажется, все бы отдала за глоток свежего воздуха.

В эту самую минуту пахнуло свежестью. Кэрри перестала хныкать. Джек поднял голову. Мама только сказала:

— Девочки, вы... — И тут они снова почувствовали прохладное дуновение.

Мама вышла через пристройку и встала в тени дома. Лора тут же очутилась рядом с ней. Мэри вышла следом, ведя за руку Кэрри. На улице было жарко, как в духовке. Горячий воздух обжег Лоре лицо.

В северо-западной части неба они увидели тучку. Она казалась совсем маленькой в огромном небе цвета меди. Но все-таки это была тучка, и тень от нее легла на прерию темной полосой. Казалось, что тень движется, а может, это просто колебался горячий воздух. Но нет, она и вправду приближалась.

— «Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста!» — твердила про себя Лора. Все они стояли приложив ладонь к глазам, глядя на тучу и на тень от нее.

А туча все приближалась. Она выросла. Она повисла темным слоем в воздухе над прерией. Ее края клубились и набухали то там, то тут. Волны прохладного воздуха сменялись волнами еще более горячими, чем прежде.

По всей прерии дико метались пыльные смерчи. Солнце по-прежнему раскаляло дом, хлев и изрытую, потрескавшуюся землю. Тень от тучи была далеко.

Вдруг из тучи ударил зигзаг белого огня, потом упал и повис серый занавес, скрыв кусок неба. Это был дождь. Потом донесся раскат грома.

Гроза слишком далеко от нас, — сказала мама. — Боюсь, она сюда не дойдет. Но по крайней мере стало прохладнее.

— А вдруг все-таки дойдет, а, мама? Вдруг дойдет? — сказала Лора. Про себя все они повторяли: «Пожалуйста, пожалуйста, ну пожалуйста!»

Ветер стал прохладнее. Медленно-медленно тень от тучи продолжала расти, а сама туча широко раскинулась по небу. Внезапно тень устремилась через равнину и на пригорок, а сразу за нею стеной двигался ливень. Словно миллионы крохотных ног затопали вверх по пригорку, и дождь хлынул на их дом, на маму, Мэри, Кэрри и Лору.

— Скорее в дом! — воскликнула мама.

В пристройке стоял шум дождя, бьющего по крыше. В душную комнату ворвался прохладный воздух. Мама распахнула входную дверь, отодвинула занавески и раскрыла все окна. Ливень смыл тошнотворный запах, который поднимался от земли. Ливень барабанил по крыше и стекал вниз сплошными потоками. Он промыл воздух, и дышать стало легко.

Потоки воды бежали по сухой, твердой земле. Они заполняли трещины, они кружили, пузырясь, над ямками, где кузнечики отложили свои яйца. В небе вспыхивали короткие молнии и раздавались удары грома.

Кэрри кричала и била в ладоши. Мэри и Лора прыгали, смеялись и танцевали. Джек вилял хвостом и резвился как щенок; он бегал от одного окна к другому поглядеть на дождь и рычал на каждый раскат грома, словно говоря: «Я тебя не боюсь!»

— Похоже, дождь не перестанет до захода солнца, — сказала мама.

Перед заходом солнца дождь ушел дальше. Он спустился к Тенистому Ручью, пересек его и двинулся на восток. Облако стало багрово-красным, а его края по- золотились. Зашло солнце, и появились звезды. Воздух был свежим, сырая земля отдыхала.

Лоре не хватало сейчас только одного — она хотела, чтобы папа был с ними.

На следующий день снова вышло палящее солнце. Небо опять было цвета меди, ветер обжигал. А к вечеру из земли начали пробиваться тонюсенькие побеги свежей травы.

Прошло еще несколько дней, и на бурой прерии появилась зеленая полоса. Там, где прошел дождь и выросла трава, могла теперь пастись голодная скотина. Каждое утро Лора оставляла там на привязи Сэма и Дэвида, чтобы они поели свежей травы.

Скот перестал реветь. У Пеструшки больше не торчали кости. Она стала давать больше хорошего, вкусного молока. Пригорок снова зазеленел, а на ивах показались молоденькие листочки.

Все дни напролет Лора тосковала о папе, а ночью, слушая, как ветер носится один над темной землей, она чувствовала внутри пустоту и боль.

Поначалу она все время говорила о нем: далеко ли он ушел за этот день, где остановился на ночлег; держатся ли еще его старые залатанные башмаки. Потом она перестала говорить о нем с мамой. Мама все время думала о папе, но говорить об этом не любила. Она не любила даже считать оставшиеся до субботы дни.

— Время пройдет быстрее, если мы будем думать о чем-нибудь другом, — говорила она.