Наталия Лойко - Ася находит семью

Затем Каравашкин достал из кармана платок, чтобы вытереть Ленечке нос, а заодно и обоим близнецам. Этот человек не боялся насмешек, он поступал так, как считал нужным. Старшей дочери он подал буравчик:

— Ну-ка, курносая, поучи молодых людей.

«Ага, Зинка обучена. — Федя окончательно потерял равновесие. — Подумаешь тоже — курносая. А если другие совсем не курносые, а, не в пример ей, глазастые, значит, не подпускай к инструменту? Когда я в День Великой Порки уступил Асе свой ножичек, она не хуже, чем Зинка сейчас, раскраснелась и высунула язык. Не дразнилась, а от старательности. Это неправда, что Ася трудновоспитуемая. Неправда, что все девчонки безнадежно отсталые. Им только не надо слоняться без дела. И отталкивать их не надо…»

— Вот что, ребята, — громко произносит Федя, — вы как хотите, а я пойду позову.

Он мог бы просто скользнуть за дверь, вызвать из дортуара Катю Аристову и договориться с ней, чтобы девочки прибежали в мастерскую как бы невзначай, сами по себе. Мог бы! На то и обманный день… Но Федя решил поступить так, как считает нужным.

Единственно, в чем он позволил себе быть неточным (все-таки первый апрель!), это когда, возвратись вместе с девочками, приглашая их войти, твердо провозгласил:

— Вас тут давно ожидают!

В комнате темно. Издалека доносится песня про мир безбрежный, который залит слезами. Это поют в зале. Там первомайский вечер, там все детдомовцы, нет только Аси и Кати. Разве не обидно? Руководитель хора, вторая скрипка Большого театра — вот кого раздобыла Татьяна Филипповна! — сам проверял их голоса. Ася — попрано, Катя альт. Разве они не разучивали песни вместе со всеми? Разве не приводили в порядок зал, не обтирали колонны, стараясь дотянуться повыше? И что же? В самый разгар веселья приходится лежать вдвоем на узенькой койке в комнате дежурного персонала. Сюда в дежурку их втолкнула рассвирепевшая Ксения, как только последний из иностранных делегатов скрылся за поворотом коридора: «Осрамили наш дом перед всем Третьим Интернационалом!»

Катя хотя и обиделась, но уснула. Ася же никак не успокоится, перебирает события дня.

Праздник начался с завтрака, даже раньше — уже когда бежали в столовую. Все были в новых нарядах: мальчики в голубых полосатых рубашках, девочки в платьях из такого же ситца. У каждого празднично белел воротничок или торчал из кармашка платочек — все подарки Вариной фабрики. У Аси в волосах трепыхался белый шелковый бант.

В столовой протерты окна, вымыт пол. По тарелкам разложены манные котлеты, в кружках дымится какао (на молоке!). Поднос полон куличиков. Куличики один к одному, но все же их стали делить, как делят хлеб. Дежурный по столу отвернулся, а Вава Поплавская ровным голосом — обязательно ровным, не то подумают, что она подает дежурному знак, — спрашивала:

— Этот кому?

Разобрали куличики, и стало так тихо, что Ксении смогла обратиться, с приветствием сразу ко всем столам. Сейчас, вечером, Ася, конечно, ненавидит эту Ксению Петровну, которая наказывает, не разобравшись, но утром та ей очень понравилась. Она впервые была без куртки, в светлом платье, с красным революционным бантом на груди. Подумать только, Асе она показалась такой славной, такой хорошей!

Ксения сказала, что Первое мая девятнадцатого года особенное — тридцатая годовщина! Тридцать лет назад Международный Парижский Конгресс установил этот великий пролетарский праздник. Свою речь Ксения закончила, как и полагается в такой день:

— Да здравствует мировая революция!

Все, кто успел прожевать, кричали «ура». Ася успела.

Затем на середину столовой вышла Татьяна Филипповна. Она, конечно, не такая красивая, как Ксения, она пожилой человек, ей больше тридцати лет, она родилась раньше самого первого Первого мая. И потом она не такая веселая: у нее муж на колчаковском фронте, а там сейчас день и ночь ведутся бои. Даже у Вари на фабрике собирали митинг по гудку насчет мобилизации, а у них и мужчин почти нет.

Из-за этого Колчака и дети не могут быть веселыми, особенно у кого отец или брат на фронте, как, например, Дуси и Туси Зайцевых, с которыми Ася теперь дружит, хотя Люська и злится.

Татьяна Филипповна подняла руку и объявила:

— Ребята! Вам Московский Совет приготовил подарок!

Оказалось, что отныне все воспитанники детских домов будут обеспечиваться питанием и всем остальным в первую очередь после бойцов Красной Армии. В самую первую очередь.