— Подарки от фабрики бывшей Герлах.
Катя Аристова широким жестом освободила от груды пальто центральный стол, и Варя поставила на него коробку, когда-то милостиво подаренную ей мадам Пепельницкой.
— Носите на здоровье, порвите на здоровье, — произнесла она слова, которыми в мастерской, где она проходила учение, было принято сопровождать сдачу заказа. Сказала и рассмеялась: — Нет, рвать не смейте!
Под желтой фанерной крышкой оказался ворох изделий из белого шелка. Здесь лежали платочки, стаченные из нескольких обрезков, узкие воротнички, заботливо подрубленные полоски лент.
Отвыкшие от носовых платков (кое-кто и вовсе не умел ими пользоваться), от воротничков, от лент, детдомовцы дружно крикнули:
— Это нам?!
Тут же раздалось на все лады:
— Не хватайте, дураки!
— Запачкаете!
— Изомнете!
За общим оживлением Варя все же почувствовала разочарование. Особенно явно сквозило оно в округлившихся глазах Ксении.
— Другое не работали… Тифозный заказ, — пробормотала Варя.
— Вот и спасибо, — встала из-за стола Татьяна Филипповна. — Всем нашим передай: еще как пригодится! Что у нас в доме, праздников не будет?
— Мы и для будней найдем, — энергично отозвалась Варя. — Теперь пойдет солдатский товар, крепкий. — Варя только сейчас кивнула Асе и тут же по неведению вогнала девочку в краску: — Довольны моей помощницей? Знаю, не подведет…
Варя ушла. Ксения взялась было за иглу, да тщетно: пальто, нуждающееся в переделке, само собой сползло с ее колен. Не терпелось Ксении поделиться новостями.
Спозаранку она забежала в Наркомпрос, где раздавали билеты на Всероссийский съезд охраны детства. Она столько наслушалась о предстоящем съезде, что ей самой казалось, будто она уже побывала на его заседаниях. Великие дела предстоят. Да, да… Великое дело — работать с детьми!
Оглядев собравшихся, Ксения вынуждена была отдать должное Татьяне Филипповне. Умеет подойти к людям. Вон сколько бывшего персонала привлекла к делу… Ладно, раз уж они все тут, пусть послушают.
— На первый план (помните, что я говорила?!) выдвинуты вопросы социального воспитания.
Татьяне Филипповне пришлось, не мешкая, забрать из рук оратора иглу. Как бы эта игла не пронзила насквозь кого-либо из несогласных.
— Самоуправление в повестке дня. Самообслуживание. В основе всего — трудовой принцип!
Ксения метнула строгий взгляд на Аделаиду Антоновну, но та лишь выпрямилась и стала разглядывать на свет швы, которые предстояло распустить.
— Труд прежде всего! — Ксения уже улыбалась, уже хотела, чтобы улыбнулись все остальные. — Вот и обеспечим расцвет детской личности.
Дети прислушивались. Они не все понимали в горячей и быстрой речи, но то, что доходило, радовало, как обещание взрослых сберечь их, поставить на ноги.
Татьяна Филипповна обводит взглядом ребят. Дети — самое ценное и самое уязвимое достояние республики. Все ли они выкарабкаются? Стриженые и косматые головы, бледные, истощенные лица. На лицах утомление, веки красны — то ли от кропотливой работы, то ли от дыма, который просачивается из пазов чугунной печурки. И все же глаза веселы, не зря Ксения утверждает, что важнее всего поднять дух.
— И летом потрудимся, — все более воодушевляется Ксения. — На воздухе! Намечен грандиозный план отправки детей в хлебородные губернии. В хлебородные! Поняли?
Еще бы не понять! Наверно, к лету Красная Армия отобьет у белых самые сытые, самые хлебные края…
Ася сидит, очищает спорок от ниток. Будет ли она когда-нибудь такой же счастливой, как Ксения? У той всегда грандиозные, непременно грандиозные планы! А у Аси? Люся высмеет любую ее мечту…
Перед обедом в дверях мастерской показалась Люся. Ася ждала ее появления, но все же опешила и не сумела воспротивиться, когда та взглядом приказала ей выйти в коридор. Люся прошипела:
— Продала?
Заморгав черными, торчащими в стороны, будто растопыренными ресницами, Ася спросила:
— Кого? — хотя заранее знала ответ.
Как ужасно, что Ася связана двумя клятвами! Клятву о дружбе еще можно нарушить, но вторую… Все неугодное Люсе оборачивается виной перед господом богом.
С детства от бабушки Асе известно, какие муки грозят грешникам. «Продать» нельзя! Ася просовывает голову в двери мастерской.
— Мне надо идти… Я спрятала Люсин завтрак. — И думает: «Неужели так будет до самой могилы?»
День первого апреля — обманный день. Еще накануне Ксения обошла все дортуары, чтобы разъяснить, как глупо и недостойно следовать старинному темному обычаю. С ней соглашались, и все же наутро на всех этажах слышалось:
Читать дальше