Наталья Степанова - Для любви и мира в семье

Дорогие мои! Как жаль, что я никогда не увижу вас, но я искренне надеюсь, что мои советы помогут вам в трудное время.

Работая над каждой своей книгой, я надеюсь с ее помощью уберечь вас и ваших детей от бед и несчастий, которые, к сожалению, так часто встречаются на нашем пути.

Я счастлива, когда читаю ваши письма, в которых вы рассказываете, как переданные мною знания помогли вам или вашим близким изменить жизнь к лучшему.

Многие волнуются, что я прекращу обучение. Так вот, хочу заверить всех вас, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы дойти с вами до конца и рассказать вам обо всем, что знаю и умею.

Пользуясь случаем, мне хотелось бы рассказать вам об одном происшествии. Встретила меня как-то очень старая женщина, стала обнимать и целовать руки. Я удивилась, так как до этого ни разу ее не видела. Я стала расспрашивать ее, откуда она меня знает, она же мне в ответ: «Тебя не видела до этого, зато я знавала твою бабушку, это я ей кланяюсь через тебя. Я ей всей жизнью обязана, да и счастьем тоже».

Рассказала она мне свою историю:

«Помер, у меня муж, молодой был, сильный, красивый. Его кедром задавило, он шишковал да так на жизнь и зарабатывал. Я с ума стала от горя сходить, пыталась руки на себя наложить, дети стали не милы, их бы все души на его одну обменяла не задумываясь. От горя я буйной стала, волосы на себе рвала и выла целыми днями. Дети под лавки забьются и сидят, как сверчки, боятся вылезти, а я все зло на них вымещаю, грешная. Думала, если бы не они, я бы с ним в тайгу пошла, глядишь, уберегла бы, не погиб бы он тогда, может быть. И вот соседка дала адрес твоей бабушки и сказала: «Она и от тоски полечить может, а захочет, и мужа к тебе вызовет, поговоришь с ним».

Я мигом собралась, последнего петуха в сумку – и айда. Зашла, помню, к твоей бабушке, она – ни здравствуйте, ни проходите, уставилась и смотрит. А потом сказала, как будто ушат холодной воды на голову вылила: «Что, красавица, у детей последнего петуха забрала? Как вы, бабы, мужиков своих любите, детей бы так любили. Ух! Глаза бы на таких не смотрели. Ты когда младшего на колени брала? Забыла, поди? Иди-ка ты к детям да покорми их, а не таскайся по бабкам, не носи из детских ртов еду по чужим избам. Дети завсегда должны быть матерям дороже, чем мужики». Я как поняла, что меня гонят, – и в рев. В ноги к твоей бабке кинулась. «Помоги, – прошу ее. – Вызови ко мне Иванко». В общем, умолила. Посадила она меня в угол, дала Псалтырь и говорит: «До ночи читать будешь. А я тебе оберег ставить стану». Бабушка твоя золу кипятила, ключи по комнате раскидывала, круг чертила, свечи жгла, шторки то закроет, то откроет. Собаку с цепи спустила и сказала: «Иди отселя, придешь завтра, сегодня можешь помешать мне». И собака ушла из дому. Я удивилась, а она говорит: «Маловерная ты, а еще по такому делу пришла. Да если я вздумаю, три мужа будут при мне и друг друга видеть не будут, а ты собаке удивляешься».

Ночью поставила меня бабушка твоя в круг и говорит: «Как придет твой муж, руки к нему не тяни, а то задавит. Долго его не держи, ему тяжело, да и мне тяжко будет. Что нужно, спроси, да помни – руки к нему не тяни».

Стала бабушка его звать. Он и заходит, одет, в чем похоронили, в глаза не смотрит, встал рядом с кругом и голосом глухим да тихим говорит: «Что меня подняла? Зачем?» Я тут заплакала: «Ты там лежишь, а я одна, у меня для детей морковки нет, не то что хлеба. Не могу без тебя, все равно вместе будем». Он мне и говорит: «Слушай мой наказ да не перебивай, мне дюже тяжело. Скоро тебя безногий сватать будет, другого шанса у тебя жизнь устроить не будет, так что не упусти. А детей ставить на ноги нужно. Выходи за безногого». Я тут как заору: «Я тебя люблю, и мне никого не надо!» И, не помня себя от горя, протянула к нему руки. Он и поднял взгляд: боженьки, а глаза-то у него без зрачков! Бабушка твоя свою книжку как захлопнет: ветер по избе пронесся. Иванко, или кто это был, пропал.

Очнулась я на кровати, Евдокия меня обмывает да ругает, что не послушалась ее, руки протянула, могла и сгинуть, а сироты тогда бы на ней остались и ей бы за них перед Богом отвечать пришлось. Утром, провожая меня, твоя бабушка сказала: «Уйдешь и покой с собой унесешь. Более ты из-за мужа сердце рвать не станешь, милее твоих детей и Василя никого на белом свете у тебя не будет. Через год на столе хлеб не переведется, через три года крепко жить станешь, через семь лет лучше тебя никто на селе жить не будет. Иди к детям, девка. А петуха забери». Я ее спрашиваю, кто такой Василь, а она и говорит: «Да муж твой безногий».