Молчит Казанов. Приуныл. Из автомата среди камней фрицев не уничтожить... Позвать на помощь — а кого? На перевале, где наши пехотинцы, разгорелась перестрелка. Кричи не кричи, там не услышат. А ближе и нет никого.
А фашисты уже окружают его тайничок за камнем.
— Хенде хох! — кричат. — Руки вверх!
Казанов побледнел. Отчаянная мысль ударила ему в голову.
— Ах, хенде хох? — яростно закричал он и вскочил с поднятыми руками. — Нате же!
Он был страшен. В руке у него сверкала молния.
Фашисты в испуге шарахнулись.
Но Казанов не позволил фрицам разбежаться. Ещё выше вскинул руку. Ещё ослепительнее блеснула молния при лунном свете.
— Хенде хох, фашистские собаки! Бросай оружие, а то живьём изжарю!
...Связист Казанов привёл в штаб шестерых пленных. Все шестеро, косясь на русского великана и не смея пикнуть, стояли в углу землянки.
— Да как же вам удалось одному такую орду в плен взять? — с удивлением спросил начальник штаба.
Казанов потупился:
— Смешно это вышло, товарищ начальник. Не совсем по-военному... Я фрицев кусачками напугал. Кусачки у меня бережёные, здорово блестят. А тут как раз луна... Струсили фашисты — вот и вся хитрость.
У нашего автомобиля от жары раздулась и лопнула шина. Простояли час, пока натянули на колесо новую. Едем дальше. Дышать через нос всё труднее. В голове гудит. Хочется вскочить, широко раскрыть рот и вдыхать, вдыхать воздух без конца! Но как раскроешь рот? Пыль такая, точно вся пустыня перевернулась и сыплется нам на головы. Песок забирается за воротник и струйками течёт по голому телу. Песок хрустит на зубах. Песок щекочет в носу. Чтобы не задохнуться, мы крепко прижимаем к лицам носовые платки.
Набегает ветерок и на минуту разгоняет пыль. Я тороплюсь отдышаться и оглядываю своих товарищей. Можно подумать, что им кто-нибудь пришил носы из коричневого сукна. Щёки от пыли тоже кажутся суконными. А глаза большие и круглые, как у филина. Это от очков. Все едут в очках, обшитых с боков кожей, чтобы пыль не засорила глаза.
Поверх пиджаков мы надели толстые брезентовые плащи. Один из наших товарищей плаща не взял — мол, и без того жарко! — и поехал в белой рубахе. Только гляжу — не сидится ему: то так повернётся, то этак, то голову наклонит, то откинет — и плечами передёргивает.
Наконец процедил сквозь зубы:
— Кажется, я обгорел весь... Что делать?
На помощь бедняге поспешил мой сосед по машине. Это инженер Пётр Петрович. Он среди нас единственный, кто уже побывал в пустыне.
— Нате-ка мой полушубок! — сказал инженер. — И наперёд запомните: чем жарче печёт солнце, тем теплее надо одеваться!
А мы-то думали наоборот. И все рассмеялись словам инженера, как шутке.
А человек и не шутил вовсе. Он сказал:
— Вот встретятся жители пустыни — посмотрите, как они одеты.
Вскоре мы увидели конного казаха. Он как из-под земли вырос. Заслонился рукой от солнца и глядит на нас, глядит из-под ладони... От его острого взгляда даже как-то неприятно стало.
Я наклонился к инженеру:
— Что ему надо?
А инженер:
— Поглядите, как он одет, поглядите, пока не ускакал! — И стал объяснять: — Длинное полосатое на нём — это халат. Он из ситца, но подбит толстым слоем ваты. Такой халат — как щит от солнечных лучей. — Инженер повернул голову: — Запомните это, майский франт в белой рубашке!
— Угу... — прогудело с задней скамейки. — Уже запомнил. Спасибо. Спасаюсь под вашей шубой.
— Вот и отлично, — сказал инженер. — Но смотрите товарищи, смотрите на казаха. Какова шапка на нём — сплошной мех! Это летом-то, а? Конечно, потом обливается. Зато человек спокоен, что с ним не случится солнечного
удара. В этой же шапке — малахае, по-здешнему — казах и зимой, в мороз. Видите, какая удобная шапка!
А я уже не на шапку гляжу — на коннике сапоги какие-то странные: толстые, как брёвна.
— А у него валенки под сапогами вместо чулок, — сказал инженер. — Здесь не погуляешь босиком по песочку или даже в тапочках.
Инженер посмотрел на небо. И я посмотрел. Небо было белое, словно вся синева на нём выгорела.
— Градусов пятьдесят сейчас, — сказал инженер, — а то и больше. Вот погодите — яйца будем в песке печь!
Читать дальше