Николай Тихонов - Двенадцать баллад

Локти резали ветер, за полем лог,
Человек добежал, почернел, лег.

Лег у огня, прохрипел: коня
— И стало холодно у огня.

А конь ударил, закусил мундштук,
Четыре копыта и пара рук.

Озеро — в озеро, в карьер луга,
Небо согнулось, как дуга.

Как телеграмма, летит земля,
Ровным звоном звенят поля.

Но не птица сердце коня, не весы,
Оно заводится на часы.

Два шага — прыжок и шаг хромал,
Человек один пришел на вокзал.

Он дышал, как дырявый мешок.
Вокзал сказал ему: хорошо.

— Хорошо — прошумел ему паровоз,
И синий пакет на Север повез.

Повез, раскачиваясь на весу,
Колесо к колесу, колесо к колесу.

Шестьдесят верст, семьдесят верст —
На семьдесят третьей — река и мост.

Динамит и бикфордов шнур — его брат,
И вагон за вагоном в ад летят.

Капуста, подсолнечник, шпалы, пост,
Комендант прост и пакет прост.

А летчик упрям и на четверть пьян.
И зеленою кровью пьян биплан.

Ударило в небо два крыла
И мгла зашаталась, и мгла поплыла.

Ни прожектора, ни луны,
Ни шороха поля, ни шума волны.

От плеч уж отваливается голова,
Тула мелькнула — плывет Москва.

Но рули заснули на лету,
И руль высоты проспал высоту,

С размаху земля навстречу бьет,
Путая ноги сбегался народ.

Сказал с землею набитым ртом:
— Сначала пакет — нога потом.

Улицы пусты — тиха Москва,
Город просыпается едва-едва,

И Кремль еще спит, как старший брат,
Но люди в Кремле никогда не спят.

Письмо в грязи и крови запеклось,
И человек разорвал его вкось.

Прочел, о френч руки обтер,
Скомкал и бросил за ковер.

— Оно опоздало на полчаса,
Не нужно — я все уже знаю сам.

Катятся звезды, к алмазу алмаз,
В кипарисовых рощах ветер затих,
Винтовка, подсумок, противогаз,
И хлеба фунт на троих.

Тонким кружевом голубым
Туман обвил виноградный сад,
Четвертый год мы ночей не спим,
Нас голод глодал и огонь и дым,
Но приказу верен солдат.

Красным волкам
За капканом капкан,
Захлебнулся штык, приклад пополам,
На шее свищет аркан.

За море, за горы, за звезды спор,
Каждый шаг наш и не наш.
Волкодавы крылатые бросились с гор,
Живыми мостами мостят Сиваш.

Но мертвые, прежде чем упасть,
Делают шаг вперед,
Не гранате, не пуле сегодня власть
И не нам отступать черед.

За нами ведь дети без глаз, без ног,
Дети большой беды,
За нами города на обломках дорог,
Где ни хлеба, ни огня, ни воды.

За горами же солнце и отдых, и рай,
Пусть это мираж — все равно…
Когда тысячи крикнули слово: отдай —
Урагана сильней оно.

И когда Луна за облака
Покатилась, как рыбий глаз,
По сломанным, рыжим от крови, штыкам,
Солнце сошло на нас.

Дельфины играли вдали,
Чаек качал простор,
И длинные серые корабли
Поворачивали на Босфор.

Мы легли под деревья, под камни, в траву;
Мы ждали, что сон придет
Первый раз не в крови и не на яву,
Первый раз за четвертый год.

Нам снилось, если сто лет прожить, —
Того не увидят глаза,
Но об этом нельзя ни песен сложить,
Ни просто так рассказать.

Часовой усталый уснул,
Проснулся — видит в траве
В крови весь караул
Лежит голова к голове.

У каждого семья и дом…
Становись под пули солдат,
А ветер зовет: уйдем…
А леса за рекой стоят.

И ушел солдат… но в полку
Тысяча ушей и глаз,
На бумаге печать в уголку,
Над печатью штамп и приказ.

И сказал женщине суд:
— Твой муж трус и беглец,
И твоих коров уведут
И зарежут твоих овец

А солдату снилась жена,
И солдат был сну не рад,
Но подумал: она одна,
И вспомнил, что он солдат.