Владимир Добряков - Новая жизнь Димки Шустрова

— А машину твой отец хорошо водит? — спросил Димка.

— Очень. Он еще до моего рождения купил машину. Да, — с гордостью добавила она, — мой папа все умеет. Даже на виндсёрфинге плавает.

Вот когда Димка услышал это удивительное слово. Конечно, у него было такое лицо, что Марина поспешила объяснить: оказалось, виндсёрфинг — обыкновенная доска с парусом. На ней плавают в море.

Марина до самого звонка рассказывала, как трудно научиться плавать на доске. Даже самые умелые надевают спасательные жилеты.

— Я скоро поеду на море, — поглядев в синее небо, мечтательно сказала она и, потупившись, погладив косу, добавила: — Если найду красивую раковину, то привезу тебе. Хочешь?

— В ней море будет слышно? — стараясь не показать охватившей его радости, спросил Димка.

— Наверно.

За партой Любчик пытливо посмотрел на Димку:

— О чем это так долго разговаривали?

— О виндсёрфинге.

Не все было Димке удивляться — теперь и всезнающий Любчик заморгал глазами…

А после школы Димка с удивлением узнал: в три часа у кинотеатра «Маяк» его будет ждать отец. Это бабушка ему сообщила. И, погладив внука по спине, добавила:

— Сходи, Димушка. Все-таки родной отец. Худа тебе не будет, а польза, глядишь, и может получиться. Голос у него по телефону был хороший, ласковый. Сходи. И кино посмотрите.

Отца Димка увидел на скамейке, у входа в кинотеатр. На нем был серый костюм и шляпа, совсем новая, с необмятым верхом. Отец сидел, держа в руке сигарету, закинув ногу на ногу, смотрел, улыбаясь, на Димку, и по углам рта сияли две золотые коронки.

— Точно, как в аптеке! — сказал он и выставил Димке на обозрение голубовато-темный, как зрачок лошади, циферблат электронных часов.

В длинном окошечке, рядом с числом «14–58», сменяя одна другую, мгновенно возникали желтоватые цифры секунд. Дав вдоволь наглядеться на часы, отец пощелкал по массивному металлическому корпусу желтоватым ногтем.

— Высший класс машина! Ходи год и не проверяй! В кино хочешь? Индийская картина. Говорят — песни, танцы и слезы.

— Про любовь? — без интереса спросил Димка.

— Еще и стреляют. Видишь, — Федор Николаевич показал на огромный рекламный щит, — пистолет за поясом.

— Тогда пошли.

— Как раз в пятнадцать начало. Журнал можно и не смотреть.

Пока стояли у темной портьеры, за которой слышалась громкая музыка, отец ощупал мускулы на руках сына.

— Здоровый стал. В меня. Как живешь? Нормально? Живем — хлеб жуем?

Димке и рта можно было не открывать — отец сам за него отвечал.

«Хоть бы в зал скорей пустили», — подумал Димка.

Через минуту штору отдернули, и они заняли свои места.

Стреляли в картине мало, зато от песен и танцев Димка просто устал. А вот девушка, сидевшая по левую сторону от него, то и дело подносила платочек к глазам, и Димка, плохо следивший за тем, что происходит на экране, никак не мог взять в толк, отчего девушка утирает слезы и отчего плачет та, на экране, с огромными черными глазами, которая лишь недавно веселилась и тонким, визгливым голосом пела свои длинные песни.

Димка от души обрадовался, когда дали свет.

И отцу фильм не понравился.

— Сказка, — надевая шляпу, сказал он. Лишь главную исполнительницу похвалил: — Огненная женщина!

Оказавшись на улице, Федор Николаевич посмотрел на свою «высшего класса машину» и почмокал языком:

— Где бы нам… — Он стал оглядываться по сторонам и скоро нашел, что искал: на первом этаже сиреневого дома с буквами наверху: «Летайте самолетами — это выгодно и надежно!» помещалось кафе. — Не совсем то, — поморщил он круглые и сочные, как у Димки, губы, — ну, добрые люди выручат, небось, найдут.

В кафе он снял шляпу, накинул ее на штырь вешалки, стоявшей в углу небольшого зала с десятком столиков, и сказал:

— Садись, капитан. Бросай якорь… Времени… — Электронные свои часы он, видно, купил недавно — снова с удовольствием отдернул рукав серого пиджака. — Для сердечной беседы времени у нас — сорок минут… Что смотришь на меня? Сивый стал? — Он пригладил рукой густые, тоже как у Димки, волосы. — Летят годочки. На будущую зиму сороковку встречу… Но мы еще… — Отец встрепенулся, поставил перед собой твердые кулаки. Отраженные в вишневой полировке стола, кулаки выглядели солидно, и он добавил: — Еще кое-чего можем!

На добрых людей отец не напрасно надеялся. Подошла девушка в кружевной наколке на волосах, вежливо справилась:

— Что желаете?

— Вот этому капитану, — заглянув в меню, сказал Федор Николаевич, — порцию мороженого с вареньем, а мне кофейку. И чего-нибудь в него добавить. Сделаете?