Александр Батров - Орел и Джованни

Рамена сбегает в подвал и возвращается, держа в руке письмо.

— Не вертись, слушай, Хоселито! — говорит она. — «Нунес, Рамена, дорогие! Вы знаете, вот уже скоро год, как я живу в Риачуэлле, дочерней гавани Буэнос-Айреса, у дядюшки Антонио. Он богатый. У него собственное кафе. Называется „Каталония“. Я служу у него кассиршей и коплю деньги вам на дорогу через океан. Скоро пришлю. Как хочется мне быть вместе с вами, мой Нунес, моя Рамена! Я не могу без вас, родные!»

— Не может? Отчего же она уехала? — удивляется Хоселито.

— У нее не было здесь счастья, — с грустью отвечает Рамена.

— Не было? А там оно есть?

— Ну да. Там Антонио, он богатый.

— Отчего же он сразу не даст матери денег, если он богатый? — Хоселито — одиннадцать лет, он на два года старше Рамены. — Да, отчего? — настойчиво спрашивает он подругу.

Рамена молчит: она не может ответить. Ведь Хоселито прав. Отчего Антонио, в самом деле, не даст для них денег на дорогу?

— Значит, он злой, — взяв письмо в руки и пытливо разглядывая его, решает Хоселито. — Нет, твоя мама не нашла счастья.

— Откуда это ты взял?

— «Откуда, откуда»! Гляди, на бумаге пятна. Она плакала. А когда находят счастье, не плачут. Такие самые письма писала моя сестра, я знаю… Возьми письмо!

— Это не слезы. Это такие водяные знаки, — решительно говорит Рамена. — А вот и Нун…

Устало, с трудом передвигая ноги, Нунес подходит к дому, кладет руку на плечо сестренки и спускается с ней в подвал. Там Рамена зажигает лампочку и ставит на стол миску с гороховым супом.

Нунес берется за ложку, молча ест, о чем-то напряженно думая. А Рамена сидит на кровати, болтает ногами и смотрит на брата. Как он похудел и обносился…

— Нун, — говорит она, — мы скоро будем в Риачуэлле.

Нунес, так же как и утром, делает вид, что не слышит Рамену.

— Отчего ты не любишь, когда я говорю о маме? Я вижу, ты разлюбил ее. — В глазах девочки вот-вот блеснут слезы.

— Нет, я не забыл маму… — Это все, что он говорит ей в утешение.

Неожиданно за дверью слышится свист. Это свистит Маноло. Нунес сейчас же поднимается, усталости в нем как не бывало.

— Я вернусь поздно, будь умницей, — говорит он сестре.

— А я не хочу быть одна, не хочу, не хочу! — крикливо протестует Рамена. — Не хочу! Ты всегда уходишь… Разве ты еще служишь ночью?

Что же, пожалуй, она права… Да, он, Нунес, служит, служит Испании. Ей служат и Маноло, и храбрец коммунист Пабло, и юноши Лопес и Гарсия, его друзья. Будь Рамена постарше, и она бы боролась за счастье Испании и не мечтала бы о чужой, далекой Риачуэлле.

Но Рамена — маленькая…

Убрав со стола посуду, она спешит за ворота. С моря несет прохладой. В гавани много огней, и они все отражаются в воде.

«Один… два… десять…» — считает Рамена. Нет, их не сосчитать. Лучше глядеть на звезды — глаза ночного барселонского неба. Может быть, они видят и ее маму там, в Риачуэлле? Ну конечно, видят, зоркие, золотые…

— Ну, вот ты… — выбрав самую яркую звезду, говорит Рамена, — ты скажи моей маме, что я хочу к ней скорее. Скажи ей, что я теперь умница, сама варю и стираю и не дерусь больше с Хоселито… Но где же он скрывается?

Хоселито во дворе. Он лежит на коврике перед дворницкой, и рядом с ним дремлет его белый лохматый пес Бандолеро.

— Слушай, Хоселито, — подойдя к мальчику, говорит Рамена. — Я каждый день буду писать тебе письма из Риачуэллы.

Хоселито молчит. Ему жалко расставаться с Раменой.

— Я знаю, что ты будешь скучать, верно? — словно угадав его мысли, продолжает Рамена.

Это правда. Но Хоселито не хочет в этом признаться.

— И не подумаю! — говорит он сердито. — Вот если бы мой Бандолеро уехал за океан, тогда бы я здорово скучал.

— Значит, он для тебя дороже, чем я? — возмущается Рамена.

— Угу… дороже… Мой Бандолеро не променял бы меня и на сто Антонио, таких, как твой дядюшка!

— А мне наплевать на твоего Бандолеро! — с обидой в голосе произносит девочка. — Он блохастый!

— Блохастый? Это твой Антонио блохастый!

Еще миг — и руки Рамены вцепятся в волосы Хоселито. Но тут она вспоминает, что говорила звезде… Она уйдет и не станет драться с Хоселито. Только странно, отчего это все не любят ее дядюшку? И Нунес и Хоселито. И даже их сосед, старый моряк Грегорио Энсина, хмурится, слыша имя Антонио из Риачуэллы…

— Хоселито, нам нельзя ссориться, ведь я скоро уеду, — опустив голову, говорит она. — Хочешь, пойдем погуляем?