Александр Батров - Орел и Джованни

— Постой, не торопись, твой сеньор Коллона подождет! — вдруг раздается голос позади Нунеса.

Это кричит Маноло. Он тоже идет на работу, в механические мастерские порта; идет не торопясь, с завтраком подмышкой.

— Ну, что тебе?

— Новости о Пабло…

Нунес останавливается. Он срывает с головы берет и с силой сжимает его в кулаке, так что шерсть сразу становится теплой.

— Новости о Пабло?.. Его убили, да? — тяжело дыша, спрашивает он. — Убили?.. Так же, как убили Карлоса?

Маноло, в свою очередь, снимает с головы берет, высоко подбрасывает его вверх и смеется.

— Успокойся, Нунес, — говорит он тихо. — Вчера ночью Пабло бежал из тюрьмы… Он хочет с тобой повидаться…

От радости Нунес не может говорить. Молчит и Маноло. Мальчики, один черноглазый, худой, немного длиннорукий, в голубой куртке с заплатами на локтях — Нунес, другой в зеленой рубахе, широкоплечий, с красивым, умным лбом — Маноло, глядят друг на друга. «Пабло на воле… О, теперь берегись, сеньоры!» — говорят их глаза.

Так проходят две-три минуты. Наконец Нунес обнимает своего товарища и весело говорит:

— Маноло, давай крикнем: браво!

— Ладно, давай!

— Браво-о-о! — изо всех сил кричат друзья.

Полицейский, который стоит у винного склада, подозрительно глядит на мальчиков:

— Ну, чего там, бездельники, разорались?

Маноло церемонно кланяется полицейскому:

— Хорошая погода, сеньор!

— Проваливайте, бродяги! — грубо приказывает полицейский.

Мальчики уходят. Свернув за угол, они останавливаются. Здесь их пути расходятся: одному — налево, другому — направо.

— Вечером я приду, жди, — говорит Маноло. — Эй, смотри… Снова…

В ворота гавани входит судно под чужим флагом. Глаза Нунеса темнеют.

— Иностранцы, — говорит он. — Куда ни плюнь — иностранцы…

Да, верно, в Барселоне много иностранцев. Слишком много.

А море спокойно, не шелохнется.

Расставшись с Маноло, Нунес продолжает свой путь бегом и останавливается лишь у кирпичной бурой стены, на которой выведено зеленой краской:

ЗАВОД ПРОХЛАДИТЕЛЬНЫХ НАПИТКОВ Э. КОЛЛОНА

На самом деле это обыкновенное кустарное производство. Цилиндры с газированной водой доставляет заказчикам шофер Эмилио на старой автомашине. Бутылки с лимонадом развозятся на тележках во все концы Барселоны. В тележки запряжены мальчики.

Жара. Пыль. Едкий пот струится по лицу. Скрипят колеса ручной тележки. От скрипа в ушах колючая боль. Хочется пить. Хорошо бы выпить бутылку лимонада… Но это слишком дорого обойдется. А колеса скрипят. Чтобы заглушить их ненавистный скрип, Нунес как можно громче орет:

Нет, — не заглушить скрипа тележки! Но вот приходит заря. Преображается и заметно хорошеет гавань, темная от корабельного дыма. Рыбацкие парусники вдали похожи на распустившиеся маки. Скоро домой, к Рамене.

Она сидит на улице и ждет возвращения Нунеса. Сегодня Рамена крепко потрудилась. Выбелила известью потолок и заштопала рубашку Нунеса. За ворота выходит и ее друг Хоселито, сын дворника, со своим белым лохматым псом Бандолеро.

Мальчик приказывает собаке лечь, и та покорно ложится у ног Рамены. Это большая, умная собака. У нее золотые глаза, пушистый, как у лисы, хвост и сильные, мускулистые лапы. Она — гордость Хоселито. Предложите за нее все сокровища мира — он не отдаст вам Бандолеро. Даже Рамене он не позволяет гладить ее. Но Рамена хитрая. Как только Хоселито отвернется куда-нибудь в сторону, она ласково, торопливо гладит собаку:

«Бандолеро, мой славный Бандолеро…»

Что же, и у нее в Риачуэлле будет такой пес, и ей не придется выпрашивать для него костей у соседей, как это делает Хоселито. Ее дядя Антонио — богатый. У него вдоволь еды. Пусть Хоселито не задается!

Он присаживается к Рамене и спрашивает, не глядя на нее:

— Ну, скоро ты поедешь на корабле?

— Скоро, скоро, Хоселито, — незаметно гладя Бандолеро ногой, отвечает Рамена.

— Скоро?.. А что ты там делаешь ногой?

— Ничего плохого, видит мадонна… Ничего…

— Значит, едешь?

— Ну да!

— Что-то не видать, — насмешливо заявляет Хоселито.

— Не беспокойся — увидишь. Ведь мама без нас не может…

— Выдумала!

Это слово возмущает Рамену.

— Не веришь? — поднявшись и тряхнув головой так, что ее волосы взлетают черной волной, спрашивает Рамена. — Не веришь?

— Нет, не верю.

— Ладно, я прочту тебе последнее мамино письмо.