Фрэнсис Бернетт - Маленькая принцесса

Тут ей пришла в голову мысль; она побежала к камину.

— Там много мусору и бумаги! — воскликнула она. — Мы их зажжем, и несколько минут у нас будет совсем настоящий камин.

Она чиркнула спичкой, и комнату залил свет.

— К тому времени, что он погаснет, — прибавила она, — мы забудем, что он ненастоящий.

Озаренная радостным светом, она улыбнулась.

— Что же, — сказала она, — начнем наш пир.

Она направилась к столу, величественно повела рукой и промолвила, грезя наяву:

— Окажите мне честь, высокородные дамы, садитесь к пиршественному столу. Отец мой, король, в путешествии, и препоручил мне устроить для вас этот пир. — Она повернулась к углу комнаты: — Менестрели, играйте!

(— У принцесс — быстро объяснила она Эрменгарде и Бекки — всегда есть менестрели на пирах. Вот там, в углу — их галерея.) — Итак, начнем.

Они взяли по куску пирога — и тут же вскочили, страшно побледнев. По лестнице кто-то шел. Каждая из них узнала сердитый голос и поняла, что пиру — конец.

— Это… это она! — едва проговорила Бекки и выронила на пол пирог.

— Да, — сказала Сара, и глаза на маленьком бледном лице стали совсем огромными. — Мисс Минчин выследила нас.

Мисс Минчин резко открыла дверь. Она тоже была бледна, но от ярости. Оглядела она все — от перепуганных лиц до нарядного стола, от стола — до последнего кусочка сожженной бумаги.

— Что-то я подозревала, — вскричала она, — но такой наглости! Да, Лавиния не солгала.

Так узнали они, что это Лавиния угадала тайну и выдала их. Мисс Минчин кинулась к Бекки и снова дала ей пощечину.

— Бесстыжая тварь! — кричала она. — Завтра же выгоню из дому!

Сара стояла тихо, только глаза стали еще больше, лицо — бледнее. Эрменгарда плакала.

— Не выгоняйте ее! — молила она. — Это посылка от тети! Мы устроили пир…

— Вижу, — злобно сказала мисс Минчин. — Во главе с принцессой Сарой. — Она обернулась к ней. — Это твои дела! Эрменгарде в жизни не додуматься. Ты разукрасила стол всяким хламом. — Тут она топнула ногой, обращаясь к Бекки. — Убирайся к себе! — и Бекки убежала, трясясь от слез, закрывая лицо фартуком.

— С тобой, — сказала мисс Минчин Саре, — я разберусь завтра. Будешь сидеть без еды целый день.

— Я и сегодня не ела, мисс Минчин, — негромко сказала Сара.

— Прекрасно, — отвечала та. — Лучше запомнишь. Чего ты стоишь? Сложи это все в корзину.

И она принялась складывать еду со стола, как вдруг заметила книги.

— Нет, что же это такое! — возмутилась она. — Принести красивые новые книги на грязный чердак! Отнеси вниз и ложись. (Это уже Эрменгарде.) Не выйдешь из комнаты целый день, а я напишу твоему отцу. Подумай, что бы он сказал, если б узнал, где ты?

В серьезных глазах Сары было что-то такое, что она опять накинулась на нее.

— О чем размечталась? — крикнула она. — Чего ты так смотришь?

— Я думаю, — ответила Сара, как ответила тогда, в классе.

— Разреши узнать, о чем?

Все было совсем так же. Сара говорила не дерзко, наоборот — печально и тихо.

— Я думаю, — повторила она, — что бы сказал мой отец, если б узнал, где я.

Мисс Минчин совершенно разъярилась и снова — как тогда — не сдержалась. Кинувшись к Саре, она стала трясти ее за плечи.

— Дрянная, наглая девчонка! — орала она. — Да как ты смеешь! Как смеешь!

Она схватила книги, бросила в корзину остаток пира, сунула ее Эрменгарде и повлекла несчастную толстушку к дверям.

— Ну, думай, думай! — кричала она Саре. — Сию минуту в постель! — И хлопнула дверью, а Сара осталась совсем одна.

Сон кончился. Последняя искра угасла в камине, теперь там была только сажа. Стол опустел. Золотые блюда, расшитые салфетки, гирлянды обратились в носовые платки, кусочки папиросной бумаги, искусственные цветы, которые, к тому же, лежали теперь на полу. Менестрели затихли. Эмили сидела спиной к стене, печально глядя на хозяйку. Та подошла к ней и взяла на руки.

— Вот и нет у нас пира, Эмили, — сказала она. — И принцессы нет. Есть только узники Бастилии, — и, опустившись на табурет, закрыла лицо руками.

Что случилось бы, если бы она его не закрыла и хоть случайно взглянула на оконце, я не знаю — наверное, эта глава кончилась бы совсем иначе. Ведь если бы она взглянула, она бы увидела, что, прижавшись к стеклу лицом, на нее смотрит человек, который смотрел сюда и раньше в этот вечер.

Но она не взглянула. Она сидела на табурете, закрыв лицо руками. Она всегда так сидела, когда старалась молча что-нибудь вынести. Потом она встала и побрела к постели.