Эдуард Корпачев - Тройка запряженных кузнечиков

Конный спорт помогает вырабатывать волю, целеустремленность, воспитывать характер. Это спорт мужественных, и потому свободное время мы отдаем любимому занятию…»

Потом искоса Валентин Сергеевич заглянул в тетрадь Хоменка, который никак не мог одолеть первую страницу: то порывался писать, то вновь отнимал ручку от бумаги, отчаянно вглядывался в потолок, вздыхал. «Вот муки! — говорило горестное выражение его лица. — За что? За свое любимое занятие…»

Зато Вовка Чубарец сочинял с наслаждением. Игорь понимал, что тот напишет без единой ошибки, и странно было видеть, как тетрадь свою он заслонил руками с обеих сторон, так, чтобы ни Игорь, ни сосед по парте, ни Валентин Сергеевич не могли узнать, о чем хочет поведать Вовка.

Многие уже сдавали работы, учитель брал их со стола, на ходу мельком просматривал, но вот он отложил одну, вторую, пятую, и брови удивленно поднялись кверху, лицо осветилось усмешкой:

— Вы что, сговорились? У половины класса — одно и то же любимое занятие.

В это время затренькал звонок, и шестиклассники тесной, шумной толпой обступили учителя.

— А какое же это общее занятие, Валентин Сергеевич?

Шурка Хоменок стремительно бросился к столу, растолкал девчонок, с радостным криком кинул свою тетрадь:

— Все! Сдал! Не самый последний? — и метнулся к двери ликуя: наконец-то кончились муки!

В воскресенье на конезаводе с самого утра не стихал мальчишеский гомон. Шестиклассники пришли сюда на весь день: чистили, поили скакунов, подрезали им холки и хвосты, приводили в порядок денники. Разговоров только и было, что о вчерашнем сочинении.

— Ну потеха! — сказал Шурка, насыпая в мерку овес. — У всех любимое занятие, оказывается, конный спорт. Даже у Галки Вальковской…

Все засмеялись, все вспомнили, наверное, как Галя пришла на первое занятие секции в мальчишеских штанах и в картузе, который скрывал ее косички, и как Булат сразу распознал в ней девчонку и садиться на лошадь не разрешил.

— А что! — с вызовом глядя на Шурку, тряхнула Галя головой. — Представь, любимое занятие. Я люблю досматривать лошадей, помогать Потапычу. И конный спорт мне тоже нравится.

— Амазонка! — изрек Чубарь, кривя уголки губ.

Галя сверкнула глазами — словно обожгла Чубаря.

— Во-первых, я с берегов Сожа, а не Амазонки. А во-вторых, давай проверим, чьи денники в лучшем порядке. Ребята, я хочу принципиально, чтоб Вовка не зазнавался…

— Правильно! — подхватил Шурка, охочий до всяких ссор. — Идем!

В Галиных денниках было чисто, в яслях лежало сено, в кормушках желтел овес.

Гурьбой двинулись к Вовкиным денникам, открыли один — как будто порядок, во втором тоже чисто, но когда заглянули в денник, где стояла Дума, то смущенно переглянулись: словно бы и не заходил сюда человек.

— Так вот оно, твое любимое занятие, — насмешливо, с расстановкой протянул Шурка.

— Я забыл, — быстро ответил Чубарь.

— Бывает. Ну что ж, бери! — Шурка подал ему метлу и скребок с длинной деревянной ручкой.

— Я забыл, — повторил Чубарь, — а теперь некогда, в кино спешу. Ничего, Потапыч досмотрит.

— Потапыч досмотрит? — взорвался Шурка и вдруг схватил Чубаря за лацканы курточки. — А ты знаешь, что Потапыч еще в Первой Конной… еще… — От гнева он не мог говорить.

Чубарь едва освободился из цепких Шуркиных рук и, раскрасневшийся, ершистый, теснил теперь Шурку грудью:

— Ты не очень! Не очень. А то знаешь!..

Игорь видел, что всем стало как-то не по себе, и без лишних слов шагнул в денник, вывел оттуда Думу и решительно взялся за метлу.

— Правильно, мы не гордые! — поддержал Шурка. — Хлопцы, где скребок?

Спустя несколько минут Дума снова стояла в деннике и, перебирая ногами, приветливо ржала. Ребята двинулись по проходу вперед; последним, не глядя ни на кого, побрел Чубарь.

— Вечером придешь на тренировку? — спросил Игорь.

Чубарь заторопился, ничего не ответил и выскользнул из конюшни.

— Что за шум? — спросил у ребят Потапыч. — Перепалка?

— Да надо же шефствовать по-настоящему, — уже без волнения, рассудительно заговорил Шурка. — А некоторые не понимают, не следят за денниками.

Потапыч скрутил прокуренными, буроватыми пальцами цигарку, кивнул головой:

— А как же! Лошадь ого как чистоту уважает! Помню, был у нас в кавалерии Митруха, совсем пацанок, такой, как вы теперь… — Потапыч задумался, затянулся дымком, присел на сено, и ребята, ожидая чего-то захватывающего, невыдуманного, тоже дружно уселись вокруг него. — Вот умел Митруха доглядеть своего коня. Бывало, с боем промчимся верст пятьдесят, бойцы попадают от устали — не до коней, понятно, — а Митруха все равно наперед коня досмотрит, напоит. Зато и носил же его конь без страху под пулями, под шаблями!