Константин Махров - Сердца первое волнение

Офицер повиновался. А Суворов сказал:

— Вот он… Вот кто твой злейший враг!

Спрашивается, разве не замечательно? Чудесненько! — с победным выражением на пылающем от мороза лице закончила Лорианна.

— О, Лора-и-Анна! — зазвучал иронический тенорок Степана Холмогорова. — Был бы жив Суворов, он бы не того офицера, а тебя заставил высунуть язык.

— Нет, нет, Степан, — сказала Маргарита Михайловна, — ее язык приобретает другие качества; разве не слышите?

— Что, получил? — подступила Лора к Холмогорову. — Получил? Скептик… уникальный!

— Ребята, — сказала Маргарита Михайловна. — Хочется мне поведать вам одну новость. Да не рассердится ли Надя Грудцева?

— Я? — удивилась Надя. — Ничего не понимаю.

В недоумении она оглядела всех, и вдруг, увидев кого-то, тихо вскрикнула. Мама!

Надя юркнула за ребят, мгновенно сообразив, что сейчас произойдет сугубо серьезная беседа, и перед мамой откроется картина: две тройки за вторую четверть. Ох, попадет!

— Да вижу, не прячься, — сказала Елена Дмитриевна, подходя вместе с Агнией Павловной и Кларой к живой, шумной ватаге. — Здравствуйте, Маргарита Михайловна!

Упоминание имени дочери встревожило ее.

— Видите ли, друзья мои, — продолжала Маргарита Михайловна, ответив на приветствие Елены Дмитриевны, — я без особого разрешения Нади посылала ее рассказ в журнал «Молодость». Вот ответ… Рассказ одобрен, будет напечатан.

— Качать ее! Качать!

Сильные, дружные руки подбросили Надю Грудцеву в воздух.

Гремит штраусовский вальс. На катке — танцы, оживление, шум. Надя проносится в паре с первым школьным конькобежцем — Степаном Холмогоровым. Оказавшись возле Маргариты Михайловны, разговаривающей с Еленой Дмитриевной, она слышит:

— Надя? Она стала сдержанней. И учится не плохо, могла бы лучше. По физике — «три», по английскому — тоже.

Разговор — серьезный; Надя заставляет своего партнера перенести орбиту движения поближе к Маргарите Михайловне. Глаза мамы полны тревоги, мамин голос не предвещает ничего хорошего.

— Я так и знала! Что мне с ней делать? Ума не приложу!

— Значит, мы прочитаем твое произведение в «Молодости», — слышит Надя голос Степана. — Это хорошо! А потом — после школы — в Москву, в Литературный?

— Нет, не в Литературный. Наверно, на филологический, — отвечает Надя. — Теперь это меня интересует больше всего. Всерьез и надолго!

Надя смеется и смотрит на Степана синими счастливыми глазами.

— Смотри, смотри, — говорит она. — Владимир Петрович, на коньках… Приглашает Маргариту Михайловну… А мне за тройки — ох, будет мне на орехи!

Был уже поздний вечер, а заседание учкома все шло и шло. К столу выходили ученики пятых, шестых классов и однообразно, еле слышно говорили о том, почему они за первую четверть получили двойки. Члены учкома, ученики старших классов, задавали им одни и те же вопросы, потом — выступали, то есть разносили за шпаргалки и подсказки.

Борис Новиков, выбранный в учком от десятого класса, сидел на первой парте, у окна и хмуро сдвигал темные брови. Все ему не нравилось, вся эта бесконечная проработка, и особенно — речи друзей. Требуют, чтобы ребята учились честно, добросовестно, а сами?.. Разве не прибегают они, уважаемые старшеклассники, к этим средствам спасения, появившимся, как показывает художественная литература, сотни лет назад, вместе с первой школой, и здравствующими и поныне? Когда кто-то уж очень рьяно и свирепо стал пушить очередного двоечника, Борис взял слово:

— Знаете, ребята… Бросьте! У нас у самих рыльце в пуху… Что там стыдить этих учеников? Эти средства… они — руки жгут и душу грязнят, вот что! Я знаю, я не чище других. Давайте с себя начнем. Говорил он путано, но искренне. Многие стыдливо опустили глаза.

Когда заседание кончилось и в комнате остались только старшие, Дина Ваганова, рослая, остроглазая девушка в бордовом платье, с розовыми щечками и высоким лбом, над которым вились колечки светло-русых волос, подлетела к Борису и выпалила:

— Бесподобно! Я только сейчас открыла у тебя еще одну положительную черту, Боренька. Тебе, оказывается, дан «витийства грозный дар». Но вспомнила я… голубенький конвертик! — Дина весело рассмеялась и быстрым привычным жестом тонкой руки взбила свои русые колечки.