Иван Лазутин - Суд идет

Дмитрий сел на высокую кочку, поросшую брусничником, смотрел вдаль, туда, где зеленела кайма далекого горизонта. Он слушал, как тоскует серое немое озеро, мягко тычась в торфяной берег своими покатыми литыми волнами.

«Хорошо женщинам — они могут плакать, когда на них накатывается тоска. Поплачет — и легче. А тут хоть впору завыть, пока никто не слышит, — да не можешь…»

Дмитрий разделся и вошел в воду.

Он плыл, перевернувшись на спину. Когда-то в детстве, кажется в девятом классе, он переплывал озеро поперек. А ширина его, как говорили местные рыбаки, больше двух километров.

Чтобы не сбиться с курса и не вилять, Дмитрий взял за ориентир неподвижно застывшую над головой пепельную тучку, похожую на овчинку белого ягненка. Ритмично поднимая и опуская руки, он плыл, плыл… Ни о чем не думалось. Наступали минуты, когда Дмитрий забывал, что он плывет, что он в воде, что пора повернуть к берегу. Взгляд его приковала светло-серая овчинка в голубом небе.

Так прошло минут двадцать, пока Дмитрия, наконец, не обожгла беспокойная мысль: «А что, если судорога сведет ногу?» Это и раньше всегда его пугало при дальних заплывах, хотя за всю жизнь только раз ногу Дмитрия сводила судорога, и то не в воде, а ночью, во сне. Слышал он и от других, как тонули от судороги опытные и сильные пловцы.

Дмитрий повернул назад и поплыл саженками. Берег был далеко. Первый раз он купается в озере один. Первый раз на него напал необъяснимый страх. Почти на полкорпуса выскакивая из воды, он все стремительнее и сильнее выбрасывал вперед руки. Но вот, наконец, недалек и берег.

Из воды вышел, пошатываясь. Сердце билось сильными толчками, как после продолжительного быстрого бега. «Стареем понемногу… Страхи в воде, сердцебиение, одышка…»

Дмитрий долго еще бродил по берегу, пробовал вытащить затонувшую старую плоскодонку, на треть торчавшую из воды. Но одному ему не под силу оказалась набухшая лодка, бросил ее и направился по тропинке к селу.

Смолистый запах багульника, смешанный с винным настоем перепрелого мха, щекотал ноздри, бодрил. На опушку леса Дмитрий вышел облегченный, ощущая прилив свежих сил и желание пробежаться.

Когда подходил к своему огороду, в грядках моркови бабки Меркуловны увидел Ваську Чобота.

«Вот пострел, забрался!» — подумал Дмитрий и, подняв под ногами ком сырой земли, запустил его в Чобота. И громко свистнул, улюлюкая.

Увидев Дмитрия, Чобот с быстротой кошки нырнул в буйную ботву картофеля, из которой поднимались широколистные подсолнухи. Дмитрий видел, как Чобот по-пластунски полз к своему огороду.

— Держите его, держите! — кричал Дмитрий, хлопая в ладоши.

Чобот исчез в одно мгновение, точно растаял. Только подходя к изгороди, Дмитрий с бугра заметил глубокую, буйно заросшую лебедой канаву, которая разделяла огороды Васьки Чобота и бабки Меркуловны. «Вон ты куда юркнул, Чобот», — подумал Дмитрий.

Вечером вернулся Сашка. Он был возбужден и, судя по прерывистому дыханию, долго бежал.

— Опять что-нибудь стряслось? — тревожно спросила Захаровна.

Сашка махнул рукой и принялся дрожащими пальцами сворачивать самокрутку.

— Где Митяшка?

На голос брата из горенки вышел Дмитрий.

— Что с тобой?

— Выпустили!

— Кого выпустили?

— Гараську, Цыплакова и Федосова.

— Кто выпустил?

— Сам Кирбай. Пришел в третьем часу с Кругляковым. По одному вызвали троих и велели идти домой.

— А кто такой Федосов?

— Из Бухтарлинки, тоже ни за что упекли.

— Ты слышал, о чем с ними разговаривали?

— Майор — тот особенно не разглагольствовал, а Кругляков юлил, как таракан на горячей сковороде. Всю вину валил на председателей сельсоветов, дескать, те их понапрасну записали в списки, а они вот разобрались как следует и решили троих отпустить.

Дмитрий почувствовал, как к щекам его приливает кровь. Буйная радость рвалась наружу, но он сдерживал себя. Ему хотелось схватить Сашку в охапку, закружить вокруг себя, но он притушил этот порыв ребячества.

— Мама, поездку в город отставить!

Захаровна ничего не понимала. Она знала, что такое скоропалительное решение не ездить в город Дмитрием было принято в связи с новостью, которую только что сообщил Сашка. Но связать два этих момента не могла. Стоя посреди кухни, она недоуменно моргала глазами, пока, наконец, на ум ей не пришел вчерашний разговор о зяте Филиппка Герасиме Бармине.

Только теперь она поняла, зачем собирался сын в Новосибирск.