Иван Лазутин - Суд идет

— Сколько ей лет-то?

— Восемнадцать. Самый раз выдавать.

— О, дед, я для нее уже стар. Мне двадцать восемь. Куда же я против нее гожусь?

— Да ты не боись, годишься! Ты только не робей, побойчей держи себя, а там я скажу тебе точно, что пондравишься. Девки смелых любят. А что годы твои, то ты тоже не боись.

— Это конечно, только я-то не смелый. Да потом в Москве у меня есть жена.

— Жена?.. — Дед сердито сплюнул и поднял на Дмитрия глаза. — А какого же ты дьявола глаза лупишь на молоденьких девок да меня, старого дурака, в грех вводишь?!

— А того дьявола, дед Евстигней, что и ты, когда в германскую стоял в Москве… то того… поди, женатый был.

Дед хитровато погрозил пальцем.

— Ишь ты, сукин сын, говорун какой! Ну и говорун! В карман за словом не полезешь. Научился в Москве на собак брехать! Палец в рот не клади.

— А то как же, деда? Москва — она большая. — Мягко коснувшись плеча Евстигнея, Дмитрий добавил: — Ну ладно, дедунь, я сейчас по делам иду в центр. На днях уезжаю. Заходи провожать. Найдется чарка.

— Спасибочко! — Дед снял фуражку и склонил седую, как снег, голову. — Зайду обязательно. Только ты тогда кликни меня, Митяшка, а то я сам-то и не услежу.

— Хорошо, хорошо, кликну, — уже на ходу ответил Дмитрий.

Пол в кабинете Кирбая устлан большим толстым ковром, который, по слухам, был конфискован в тридцать седьмом году у репрессированного инженера. За спиной майора, над головой, висел в добротной дубовой раме портрет министра государственной безопасности Берия. На просторном столе с резными точеными краями лежали три синие папки и стоял свинцовый чернильный прибор. В углу стоял высокий несгораемый сейф, в замке которого висела связка ключей. Прямо перед столом друг против друга стояли два жестких стула с высокими спинками. Больше в кабинете мебели не было.

Майор посмотрел на часы и нажал кнопку. Почти в ту же секунду в кабинет вошел дежурный старшина.

— Слушаю вас, товарищ майор!

— Шадрина вызвали на сколько часов?

— На двенадцать ноль-ночь, товарищ майор.

— Что же это их светлость опаздывает?

— Не знаю, товарищ майор! — вытянувшись, отвечал старшина.

— Доложите, как придет.

— Есть!

Старшина вышел. Как только захлопнулась за ним дверь, Кирбай позвонил в райком комсомола.

— Дайте мне Реутова! Ах, это сам Реутов? Ну и прекрасно, прекрасно! Что-то у вас, голубчик, вчера нервишки разыгрались?

Кирбай сонно зевнул и, с неохотой выслушивая Реутова, лениво качал головой. Потом он оживился.

— Что вы говорите?! Демократия? Ай-ай-ай!.. — Майор кисло улыбнулся и закрыл глаза. — Что такое демократия, я уже знал тогда, когда вы, товарищ секретарь райкома комсомола, ходили под стол пешком. Вам это ясно? — И уже более раздраженно, как-то сразу прогнав сонливость, продолжал: — Ваше счастье, что случилось это в конце схода и что о причине вашего исчезновения, кроме меня, никто не знает… Что? Что бы было в противном случае? А была бы очень пренеприятная вещь: срыв политической кампании государственного значения. И боже упаси, если б кто-нибудь последовал вашему примеру и покинул сход!

В кабинет вошел дежурный старшина.

— Товарищ майор, прибыл Шадрин!

— Пригласите.

Кирбай бросил телефонную трубку, не закончив разговора с Реутовым.

Дмитрий вошел в кабинет и, поздоровавшись, неторопливо прошел к столу.

— Прошу садиться. — Кирбай сделал почтительный жест в сторону свободного стула.

— Благодарю. — Шадрин сел и взглядом остановился на портрете Берия.

— Вы здешний, товарищ Шадрин?

— Да, здешний.

— Ваши документы?

Дмитрий подал паспорт и отпускное удостоверение. Кирбай внимательно просмотрел их, вернул документы обратно и устало покачал головой.

— Тем горше становится, когда видишь, что так ведет себя член партии, да еще юрист по профессии.

— Я вас не понимаю.

— Вы меня прекрасно понимаете, товарищ Шадрин. Давайте начистоту. Скажите, зачем вам понадобилось на сходе просить слова? Чтобы встать на защиту нетрудовых элементов, которые были осуждены сходом?

— Вы имеете в виду Бармина и Цыплакова?

— Да, я имею в виду их.

— Я с вами не согласен.

— А именно?

— То, что я видел на сходе, было верхом беззакония и позорного насилия. Мне не хочется повторять то, что сегодня ночью пришлось высказать второму секретарю райкома партии.

— Почему же вы не хотите повториться?

— Вам будет скучно слушать дважды одно и то же. Ну, если вам так хочется — я повторюсь. — Шадрин выложил на стол пенсионное удостоверение Бармина, его орденскую книжку и, не глядя на майора, повторил все, что он ночью высказал Круглякову.