Питер Уилан: Школа ночи

МАРЛО. Ушел?

ОДРИ. "Ушел" - это еще мягко сказано. Будь я из вашей братии сочинителей пьес, я бы тоже взяла себе фальшивое имя.

СТОУН. Не фальшивое имя, сударыня, а псевдоним. Впрочем, должен признаться, что написав одну пьесу, я бы не решился отрекомендоваться настоящим именем двум столь именитым джентельменам.

МАРЛО. Еще бы! "Ворона-выскочка, что щеголяет в ворованных перьях".

СТОУН. А ты "поэт-насмешник, от расы Мерлина рожденный".

МАРЛО. Так ты поэт? Во всяком случае, тебе придется стать им, коль скоро театры позакрывали.

СТОУН. Да, я думал сочинить поэму

УОЛСИНХЭМ. И на какую тему, осмелюсь спросить?

СТОУН. История Венеры и Адониса.

УОЛСИНХЭМ. Вот так совпадение!

ОДРИ. Так-так-так...

МАРЛО. Я пишу о Геро и Леандре. От судьбы не уйдешь, Тэм. Она свела в этом доме двух поэтов, чтобы каждый сочинил поэму о любви.

К Стоуну

Деньги нужны?

СТОУН. Да...

МАРЛО. Закажите ему поэму.

РОЗАЛИНДА. Нет!

Что-то тревожит ее в Стоуне, хотя она и пытается это скрыть.

Может, он не согласится.

МАРЛО. Согласится, я уверен. Итак, мастер Шекстоун-Тачспир, я покажу вам ваши апартаменты.

СТОУН слегка отстраняется, когда МАРЛО кладет ему руку на плечо. Оба уходят.

РОЗАЛИНДА. Что он за человек? И что он здесь делает? Фа л(инносенте?6( Разве не так?

Не дождавшись ответа, РОЗАЛИНДА уходит.

ОДРИ. Итак, кому он служит?

ФРАЙЗЕР. Никому. Я проверял.

ОДРИ. Уж не архиепископу ли?

ФРАЙЗЕР. Я б это учуял.

УОЛСИНХЭМ. Не установить ли в его комнате трубу для подслушивания?

ОДРИ. По крайней мере, узнали бы кое-что еще про его имена. Вы поверили в эту историю. О членах совета графства Кент?

ФРАЙЗЕР. Нет. Но есть еще одно объяснение, которое ему было бы неприятно произнести вслух. Если конечно предположить, что он тот самый писатель Шекспир.

УОЛСИНХЭМ. А что, есть еще какой-то Шекспир?

ФРАЙЗЕР. Я имел в виду, если предположить, что все это не двойной блеф...

ОДРИ. О ради Бога, предположи хоть что-нибудь!

ФРАЙЗЕР. Если он и в самом деле Шекспир, то он вероятно предпочел не упоминать истинное имя своего семейства, ибо его отец, некий Джон Шекспир из Уорвикшира на Эвоне подозревается в тайном исповедовании католицизма. По странному совпадению каждое воскресенье его прихватывает недуг.

ОДРИ. Так-так! Нонконформист!

ФРАЙЗЕР. Столь упорное непосещение церкви не может не бросаться в глаза.

ОДРИ. Он в списке?

ФРАЙЗЕР. Да. И его сын, конечно же, хотел бы, чтоб с его отца сняли подозрения или по крайней мере убрали его имя из списка.

УОЛСИНХЭМ. Я не хотел бы давить на него. И я не одобрю никаких действие против Кита. В этом деле руки нашей семьи должны остаться чистыми.

ФРАЙЗЕР. Любопытно это совпадение... Совпадение поэм.

УОЛСИНХЭМ. Да?

ФРАЙЗЕР. Кит пишет про Геро и Леандра. И вот откуда ни возьмись является человек с намерением написать о Венере и Адонисе.

УОЛСИНХЭМ. "Откуда ни возьмись" - не совсем точное выражение. В конце концов, именно ты привел его, если конечно не предположить, что он сам все это как-то подстроил. Возможно, он с самого начала стремился оказаться здесь, чтобы стать учеником Мерлина.

ОДРИ. Нам нужно найти способ помочь Мерлину исчезнуть, а не приставлять к нему ученика.

УОЛСИНХЭМ. Позволь напомнить тебе, дорогая, что Кит был одним из агентов моего дяди. Он выполнял опасные задания во Франции и даже августейшая леди подписала шесть лет назад бумагу, воздающую ему должное за заслуги перед государством. Он один из нас. Служба никогда не бросает бывшего агента. Я просто хочу, чтобы Кит уехал за границу, где он был бы в безопасности. Но он боится, что в этом случае труды его пойдут прахом. А вот если бы здесь остался кто-то, кому он доверяет, собрат-поэт или драматург... Пусть поработают вместе. А там посмотрим...

УОЛСИНХЭМ уходит. ОДРИ подходит к Фрайзеру.

ОДРИ. Мой муж продолжает спать с Китом. Во всяком случае, в своем воображении. Он знает, что мы должны сделать, но не может заставить себя. Тебе придется действовать самостоятельно. Ты не член семьи, а значит, можешь испачкать руки. Действуй. Но всегда помни, чей ты слуга.

Хлопает его по щеке.

З а т е м н е н и е.

СЦЕНА 4

Скэдберри, три дня спустя. Будуар, обозначенный на сцене, просто высокой кроватью с балдахином, освещенную горящими свечами. Время - далеко за полночь. РОЗАЛИНДА спит, зажав в руке листки с первыми двадцатью строфами "Венеры и Адониса".

Входит МАРЛО. Приблизившись к РОЗАЛИНДЕ, он замечает листки пергамента в ее руке, осторожно берет их и начинает читать. Неожиданно РОЗАЛИНДА хватает лежащий на столике кривой турецкий нож и приставляет лезвие к горлу МАРЛО.