Мари-Од Мюрай - Умник

— Ты принесла работу для Клебера?

Захра вытащила тетрадки.

— Тут буквы, да?

Она засмеялась:

— И цифры тоже.

Умник понимающе кивнул:

— Двенадцать?

Захра хохотала.

— Ты умеешь считать?

— А как же! Раз, два, три, четыре, бэ, двенадцать!

Захра задыхалась от смеха. Она боялась обидеть Умника, но не могла остановиться. И чем больше старалась сдержаться, тем сильнее заливалась. Умник смотрел на нее озадаченно.

— Ты любишь смеяться, — заключил он наконец.

Захра утерла слезы. Смех все еще клокотал у нее в горле.

— Спасибо, — сказала она и тронула Умника за плечо. — Было очень приятно.

Захра ушла, а Умник стал листать ее тетради. Написано все было очень аккуратно, но чего-то, на его взгляд, не хватало.

— Некрасиво! — пробормотал он.

— Но у тебя же есть карандаши? — подсказал месье Крокроль.

Умник притащил пенал с карандашами и для начала украсил разноцветными каракулями тетрадь по физике, подбирая теплые тона: красный, желтый, оранжевый. Потом исчертил тетрадь по истории загогулинами в синей гамме: от голубого до сиреневого и густо-фиолетового. А в тетради по математике решил потренироваться в написании буквы «В». Он выводил строчку за строчкой, а Крокроль отпускал комментарии:

— Вот эта совсем завалилась! А у этой, о-хо-хо, висит три брюха!

Только через полчаса, исчеркав всю тетрадь, он понял, что, кажется, сделал большую глупость. И, как всегда, когда такое случалось, вытаращил глаза и дико закричал:

— Клебер!!!

С этим воплем он и ворвался в комнату брата. Клебер только-только заснул.

— Ой, Клебер! Я всё замалякал!

— Что? Где?

Клебер едва успел открыть глаза, как на него дождем посыпались тетрадки.

— Я очень плохой! — рыдал Умник.

Преодолевая слабость, Клебер открывал тетрадь за тетрадью.

— Не может быть! Нет, правда! Что же ты наделал?! — шептал он, а над особо затейливым орнаментом в тетради по истории потерял дар речи.

— Теперь ты меня бросишь в лесу?

«Я отдам тебя в Маликруа», — подумал Клебер. Терпению его пришел конец.

В тот же вечер позвонил месье Малюри-старший. Он был слишком занят устройством семейной жизни с молодой женой Матильдой и о своих сыновьях вспоминал нечасто.

— Ну, как дела? — спросил он Клебера. — Справляешься с Умником?

— Не очень. С ним сплошные неприятности.

— Я тебя предупреждал.

Оба замолкли. Клебер ждал хоть какой-то помощи, сочувствия, поддержки, совета.

— Не знаю, есть ли еще места в Маликруа, — сказал наконец месье Малюри.

— Зачем же так сразу? — сдаваться Клебер не хотел. — Просто я сейчас болен, и… — словно в подтверждение этих слов, он зашелся кашлем, — …если бы ты мог взять Умника хотя бы на выходные…

— Э, нет! Об этом не может быть и речи. — Это прозвучало так резко, что месье Малюри пустился в объяснения: — Понимаешь, Матильда беременна. И она не может смотреть на Умника — ей страшно. Неизвестно ведь, почему он таким родился.

— Разве не из-за лекарства, которое мама… — начал Клебер, но опять закашлялся.

Месье Малюри молча ждал, пока приступ пройдет.

— В общем, я сам заварил кашу, мне и расхлебывать, так? — подытожил Клебер.

— Я могу позвонить в социальную службу.

Клебер в полном изнеможении положил трубку. Но отдохнуть ему в тот вечер, видимо, было не суждено. Стук в дверь — явился Энцо. Клебер все ему рассказал.

— Что мне делать с Захрой?

— Розы, — коротко сказал Энцо.

— Розы?

— Подари ей розы. У меня как раз есть наготове отличный, свежий букет. А в середину положи карточку и напиши: «Прости меня». Карточку тоже могу дать.

Скоро о несчастье узнали все квартиранты и приняли его близко к сердцу. Корантен раздобыл красивую бумагу, чтобы завернуть букет, а Арья подсказала Умнику что-нибудь нарисовать для Захры.

— Чтобы она тебя простила, понимаешь?

— Я нарисую месье Крокроля!

Сказано — сделано. Кролик получился отменный, с на диво выразительными ушами.

— Да у тебя талант! — восхищался Энцо.

Умнику тут же выдали целую стопку бумаги. Арья вспомнила, что видела когда-то замечательную выставку рисунков художника-шизофреника.

— Да, бывают гениальные идиоты! — подтвердил Эмманюэль.

Клебер охотно поверил в гениальность брата — пусть, пусть он рисует! И Умник нарисовал целую кроличью серию: месье Крокроль на дне рождения, в церкви, в бассейне, в магазине…

— Может, нарисуешь что-нибудь еще? — подсказал ему Клебер, когда появился двенадцатый кролик.