Ковелер Ван - Запредельная жизнь

И они выходят из комнаты, предоставив Одили срывать злобу на гольце, которого она свирепо переворачивает вилкой.

- Вы что, тоже художник? - спросил Люсьен на лестнице.

- Нет, но я люблю искусство.

- Почему же вы пошли в полицию?

- Я просто прохожу службу. А вообще-то я учусь на филфаке, готовлю диплом. Правда, не очень тороплюсь. Больше всего я люблю писать книги.

Люсьен церемонно распахивает дверь своей комнаты, и нам всем троим открываются увешанные картинами стены. Но, как ни старался Альфонс размещать их вплотную, рама к раме, в одном месте остался свободный квадрат, а самую большую картину пришлось поставить на пол около кровати. Это вечер во время сбора винограда. Гулянье при свете фонариков. На первом плане молодой парень с недовольной рожей. Та еще мазня.

Гийом Пейроль расхаживает, как в музее, задрав голову и заложив руки за спину. Ни за что не поверю, что ему нравится. Поданное таким образом, мое творческое наследие напоминает винегрет. Гийом нечаянно задевает ногой игрушечную "феррари", спотыкается и еле удерживает равновесие. Люсьен ловит и прижимает машинку к полу ботинком. Я с благодарностью замечаю, что он забрал из моей комнаты все машинки, которые я когда-то дарил ему на дни рождения и которые он выселил, когда подрос.

- Готово! - кричит из кухни Одиль.

Гийом возвращается к картине, прислоненной к кровати:

- Мне нравится вот эта.

- Это кутеж виноградарей в Кларафоне, - объясняет Люсьен, ошарашивая меня своей осведомленностью.

- Кутеж?

- Ну да, деревенский праздник. Так у нас говорят. Вы откуда?

- Из Парижа.

- Я был на Эйфелевой башне.

- Я тоже. А ты не пробовал плевать оттуда, с высоты, жевательной резинкой?

- Нет. - Люсьен удивлен.

- Это очень забавно. Потом спускаешься и ищешь ее внизу. Выигрывает тот, кто первым отыщет свою.

- А как узнать, что это твоя?

- Прежде чем выплевывать, конечно, прилепляешь бумажку.

- И ты когда-нибудь выигрывал?

- Ни разу. Дурацкая, вообще говоря, игра.

- Подгорает! - кричит Одиль.

- Тебя научил твой отец?

- Нет. Мой отец - человек серьезный. Дурак, но очень серьезный.

Запах горелого не дает укрепиться зародившейся мужской дружбе. Гийом указывает на разобиженного деревенского парня посреди гулянки и спрашивает цену.

- Триста франков, - от фонаря отвечает Люсьен. - Но тебе я уступлю за двести.

- Идет,

Гийом вынимает из кармана початую пачку "Голуаз" и вытаскивает из нее несколько свернутых в рулончик купюр - я тоже так делал в армии. Вообще при нем я словно молодею. Вижу свою копию.

- У тебя есть дети? - спрашивает Люсьен. Мне бы тоже хотелось это знать.

- Нет.

- Это не мне. - Люсьен не берет денег. - Опусти это в кружку пожертвований за упокоение душ, томящихся в чистилище. Это в церкви Пресвятой Богородицы. Слева как войдешь.

- Ну вот, сгорело! - доносится злорадный возглас из кухни.

- Ты думаешь, он в чистилище?

- Если в раю, ему это не понадобится.

Люсьен сел на кровать, подобрал с пола желтый "феррари" и с погрустневшим лицом катает его по ноге. Одно колесо не крутится. Люсьен, насупясь, распрямляет крыло, которое мой покупатель погнул каблуком. Оглушительно хлопает входная дверь. В наступившей вслед за этим звенящей тишине слышно только равномерное тиканье часов в гостевой комнате.

- Он ведь не может быть в аду, правда? - не поднимая глаз, шепчет мой сын.

- Конечно, нет, - успокаивает его Гийом с полной убежденностью. Художники не попадают в ад.

- Почему?

Гийом садится на кровать рядом с Люсьеном и помогает ему освободить колесо.

- Ад для тех, кто никогда не рисковал. Никогда не сомневался в себе, ничего не делал или, как мой отец, плевал на людей и использовал их в своих интересах. Вот почему я пытаюсь писать книги.

- Какие?

- Свои. Знаешь, был такой писатель... настоящий, который всю жизнь работал ради того, чтобы дарить людям радость... Жан Кокто... так вот, он как-то сказал: "Когда придет смерть, я умру богатым человеком". Не беспокойся за своего папу. Посмотри, сколько он вам оставил. Худшее, что может ему грозить, это налоги.

- Налоги?

- Ну да. Он был талантлив, любим, имел хорошую семью, служил искусству - сколько сокровищ! Естественно, с него причитаются налоги. Там, где он сейчас, он должен давать и давать.

- А как с него могут брать?

- Поговорим об этом как-нибудь в другой раз. Сейчас мне пора в казарму.

Гийом взял картину под мышку и стал спускаться вниз по лестнице вслед за озадаченным Люсьеном. Одили на кухне нет - она ушла. Горелая рыба - в мусорном ведре. На столе на видном месте - пакет чипсов и упаковка ветчины.