Виктор Вяткин - Человек рождается дважды. Книга 2

— Ты чего это зафилософствовал?

— Я приучаюсь разговаривать символически, потому что молчать тяжело…

Каждый раз, когда начальник конвоя передавал рапорт лейтенанту, у Белоглазова замирало сердце и он прижимался к деревянной стене. Сюда Его доставили вместе с другими, нарушившими режим во время следования эшелона. Нарушение Его не стоило разговора. По близорукости он не разглядел начальство и, не освоившись Ещё с бесправным положением заключённого, сказал что-то не так.

Большинство донесений уже было рассмотрено.

— Кто-оо? — протянул лейтенант, не поднимая глаз, бегло просматривая очередной листок, написанный на форменном бланке.

Анатолий почувствовал, как ноги сразу налились свинцом. Теперь одни петлицы вызывали у него трепет, а тут Ещё такое холодное и надменное лицо. Но староста уже вытолкнул высокого, статного старика с длинной серебристой бородой/ в шинели серого сукна и снова в готовности застыл у двери.

Конвоир вытащил из полевой сумки несколько спичечных коробков, сложенные треугольником письма, конверт и серебряные часы.

— Вещдок, товарищ начальник, — гаркнул он и, положив всё на стол, доложил — Так что сплошные нарушения. На вокзалах выбрасывал записки в коробках и письма. Пытался подкупить охранника часами, чтобы тот опустил пакет в почтовый Ящик. Вон энтот, — показал он на синий конверт. — Агитировает, мол произвол и всё такое. Вреднейший тип, в общем контра, как Есть. Так что пришлось применять меры, — Говорил он бойко, поглядывая то на лейтенанта, то на старика.

Комната была узкая, длинная с низким потолком. Лейтенант сидел у окна, облокотившись на стол, и лениво перелистывал документы. Это был уже начинающий полнеть, выхоленный блондин лет тридцати. Старик почти касался головой потолка. Он стоял независимо и, пожалуй, недостаточно почтительно для заключённого. Его бледное лицо казалось мраморным, а не по летам стройная фигура и выправка невольно привлекали внимание.

Белоглазов глядел на него не отрываясь. Одним видом старик будил в душе всё пережитое.

Лейтенант просмотрел письма, щёлкнул крышкой часов, прочитал дарственную надпись и, наклонив голову, взглянул исподлобья на старика.

— Слушайте, вы! Как вас там, Руслинов, что ли?

— Моя фамилия Русинов. Ру-си-нов.

Лейтенант побагровел. Он не привык к смелому тону.

— Осуждённый Русилкин. Вам должно быть известно о существующем порядке пересылки писем и жалоб?

— Так точно, но я не осуждён. Заочное решение особого совещания считаю неправомочным. А потому считаю своим правом любыми средствами добиваться законного суда. Не сомневаюсь, Если моё письмо попадёт адресату, я буду немедленно освобождён.

Может быть, уверенный тон Русинова, а возможно и другие причины, заставляли сдерживаться лейтенанта. Он сопел, хмурился, но разговаривал с ним по сравнению с другими корректно, хотя умышленно путал фамилию и всячески выражал пренебрежение.

— Слушайте, вы! Приучайтесь себя держать. А потом, чего вы пишете? Кому пишете? Будьте довольны мягкостью приговора. А у того, кому вы пишете, достаточно более серьёзных государственных дел, нежели личное расследование деятельности врагов народа.

— Значит, я имею основание писать лично.

— Слушайте, вы! Как вас там? — Он снова заглянул в рапорт. — Осуждённый Русинов. Вы мне это бросьте. За ваши разговорчики выпишу постановление на дополнительный карцер и не забывайте, что далеко и что близко… Вам просто повезло, попали на гуманного человека. Другой бы…

— Гражданин начальник — вмешался староста, — в кондей не затолкнёшь больше ни одной жабы. Куда их помещать?

— Водворят на пароходе, — бросил тот небрежно, чиркая карандашом, и, отложив бумаги, поднял, на старика глаза. — Можете идти.

— Разрешите добавить, товарищ начальник, — снова козырнул конвоир, покосившись на захлопнувшуюся за Русиновым дверь. — Этого изолятором не возьмёшь. Старик-старик, а попробуй пронять. Ни в жисть — кремень какой-то. А поглядите Ему в глаза, не только жутко, а вроде Ещё перед ним виноват.

Лейтенант побагровел и в бешенстве застучал кулаком по столу.

— Слушайте, вы! Если мне поступит хоть одна жалоба на этого заключённого, загремите у меня в этап. Поняли? — проговорил он грозно и стал просматривать другие бумажки.

— Да що вы, гражданин начальник, — вытянулся тот. — У меня порядочек.

Лейтенант крякнул и оглядел заключённых.

— Слушайте, вы! — поколотил он пальцем по краю стола. — Если попадётесь ко мне Ещё раз, сгною в изоляторе. А теперь марш! И чтобы я о вас больше не слышал.