Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

— А чего же вы хотите еще? — снова поддразнил его Руперт.

— Вы же все-таки провели с Водопьяновым какое-то время. Быть может, вы пришли с ним к соглашению, о чем-то договорились… в этом не было бы ничего удивительного!

Руперт глядел на Хансена, улыбаясь.

— Мы и в самом деле договорились, — сообщил он.

— Да? О чем?

— Во что бы то ни стало добраться домой. Вот и все.

— Вы проявили редкую выдержку, — сказал Хансен. Ему явно нравился Руперт и не нравилось порученное задание, но он решил выполнить свой долг. — Впрочем, дело не в том. Неужели вам действительно было необходимо устраивать этот скандал из-за Водопьянова или принимать от русских награду? Я вижу, что с вами проще говорить откровенно.

— Необходимо? Нет. Но вы же меня к этому вынудили. Если бы вы отпустили Алексея, я бы молчал.

— Скажите, его жена звонила вам из Москвы?

Руперт не выдержал и расхохотался.

— Послушайте, Олег, в чем дело?

— Ни в чем, — серьезно произнес Олег. — Простая предосторожность органов безопасности. Кое-кто из наших задает себе вопрос: какова подоплека вашего странного поведения?

— А что же в нем странного? Не беспокойтесь. Все в полном порядке. Можете их в этом заверить.

— Боюсь, что не могу. Я, конечно, верю вам на слово, но утверждать, что все в порядке, я бы не стал.

— Короче говоря, вы не собираетесь отпустить Водопьянова?

— Насчет этого я ничего не знаю. Я не могу вам сказать, какие меры будут приняты по отношению к вашему русскому. Но я не думаю, мистер Ройс, что все пойдет гладко, если вы будете чести себя по-прежнему. Я говорю в ваших интересах. Право же, небезопасно…

— Это вы наводили обо мне справки?

Хансен вспыхнул, и Руперт снова расхохотался.

— Нехорошо вы поступаете, ей-богу, нехорошо, — посетовал Руперт. — К тому же мои друзья — ужасные вруны. Они обо мне будут рассказывать только самое лестное.

Хансен был озадачен. Он явно не привык к такому легкомысленному поведению, очень серьезно относился к своей работе и не менее серьезно к собеседнику. Он должен попытаться его понять.

— Главное для нас заключается в том, — сказал он Руперту как-то просительно, — что вы имеете доступ к секретным материалам, касающимся нашей обороны на севере. Вам многое известно о наших воздушных трассах, радарной системе и совместных исследованиях в верхних слоях атмосферы. Вы хорошо знаете нашу базу в Туле, а также методы радиосвязи и некоторые коды…

— Только в той небольшой степени, в какой вы позволяете это знать англичанам, — поправил его Руперт. — Но даже если…

— Интересы нашей безопасности требуют, чтобы мы подвергали проверке всякого, кто был так или иначе связан с русскими. Ваша разведка почему-то об этом не заботится..

— Разве? Я и не подозревал. А это плохо?

— Опыт Кореи, где оказались завербованными даже многие из лучших наших людей, убедил нас, что мы не имеем права не считаться с фактом, — он поспешно поправился, — с возможностью…

Руперт слушал его как зачарованный.

— Вы хотите сказать, что Алексей Водопьянов мог меня завербовать?

— Не совсем так. Нет. Беда в том, что с точки зрения службы безопасности мы не можем упускать из виду ваш длительный контакт с этим русским.

Руперт вздохнул:

— Бедный Алексей! По-моему, скорее я завербовал его. Я отговорил его от одного в высшей степени благородного поступка.

Но Хансену было не до смеха, он даже не улыбнулся, и Руперт из вежливости попытался принять серьезный вид, хотя это и стоило ему большого труда.

— Конечно, вы совершенно правы, — сказал он, стараясь, чтобы слова его прозвучали как можно убедительнее. — Осторожность никогда не мешает. Но, Хансен, я могу вам поклясться, что Водопьянов меня не вербовал. Вас это устраивает?

— Не очень, — уныло заявил Хансен. — По-моему, нас устроит только ваш отказ от каких бы то ни было сношений с русскими. Думается, что это еще не поздно.

— Не поздно для чего?

— Я полагаю, если вы порвете с русскими, наши удовольствуются тем, что оставят вас на подозрении. Я сделаю все, что от меня зависит, но вам следовало бы по крайней мере вернуть им их награду.

— Ну, этого я сделать не могу. Я уже ее принял.

— То-то и беда…

— Вы так считаете? — Руперт понял, что Хансен искренне встревожен и изо всех сил старается его спасти Разве можно насмехаться над таким серьезным и благожелательным молодым человеком? — Но не могу же я все-таки проявить такую невежливость.

— Не думаю, что в данном случае вам следует руководствоваться только соображениями вежливости, — убеждал его Хансен.