Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

— Я не даю никаких советов. Наверху у меня их не спрашивают, мистер Ройс. Поговорите с вашими политическими деятелями. Ну, например, с Грешэмом-Брауни или с сэром Перегрином Бендиго из Атлантического комитета. Пусть этим вопросом займутся они. Повидайтесь с сэром Бендиго. Вот он — нужный вам человек, единственный нужный вам человек, дорогие друзья.

В машине Фредди откинулся на сиденье и с облегчением вздохнул.

— Ох, уж эти нефтяники! — недовольно воскликнул он. — Они себя ведут, как люди с чертовски запятнанной совестью, которые боятся, что их выведут на чистую воду.

— У профессора я этого, пожалуй, не заметил, — не согласился Руперт. — Я даже не понял, на чем мы с ним расстались.

— На его обещании хранить нейтралитет, — сказал Фредди.

— А что мне это даст?

— Это уже неплохо. Он ведь мог вас с ходу раздолбать. А теперь, по крайней мере, не будет вмешиваться, если вы пойдете к нашим политикам. Нет, вы добились гораздо большего, чем думаете.

— У меня нет такого ощущения. Неужели все ваши деловые переговоры кончаются так же неопределенно, как эти?

— Важны оттенки, Руперт. Только в контрактах уточняется каждая буква. По-настоящему же большие дела чаще всего не заносятся на бумагу. Вы держались отлично.

— Все, по-моему, знают великого Бендиго, — сказал Руперт. — Но кто такой Грешэм-Брауни?

— Рождественский пудинг, в котором даже не запечена монетка, — объяснил Фредди. — Плевать нам на него. Найдем кого-нибудь получше этого маразматика.

Машина остановилась у подъезда гостиницы, но Фредди продолжал спокойно сидеть. Шофер-голландец вылез, обежал машину и, сняв фуражку, открыл Фредди дверцу. Да и в подъезде, едва мы подошли, двери перед нами распахнулись как по волшебству.

Меня злила четкая работа лакейского механизма, обслуживавшего Фредди. И я был удивлен, когда, обедая с ним и еще четырьмя голландцами, заметил, что Руперт относится к этому совершенно иначе.

— Странная вещь, — произнес Руперт в тот блаженный час, когда обед уже съеден, жизнь кажется прекрасной и на сердце царит покой, — со мной это редко случается, но сегодня я снова почувствовал себя настоящим Ройсом.

— Вас на это настроил Фредди с его „сезам, откройся“?

— Не только Фредди. Вообще все, что я сегодня видел. Я начинаю их понимать, — сказал он. — Они превосходно правят миром с минимальной затратой сил…

— И перебрасывают недра целых континентов из одного полушария в другой, никого не спросив, — ядовито добавил я.

В войне между Рупертом и Лиллом, как это бывает и в настоящих войнах, наступило затишье. Какое-то время даже казалось, что схватку выиграл Руперт — так открыто пренебрегал он всеми наложенными на него запретами.

Но тут произошло событие, которое снова обострило конфликт, подведя под него реальную почву, чего раньше недоставало.

Однажды утром Лилл приехал объясняться к Руперту в Сент-Мэри-Экс, и я оказался втянутым в их борьбу уже хотя бы потому, что при ней присутствовал. Мы с Рупертом сидели в нашей стеклянной клетке, погруженные в кипы журналов, книг и материалов, полученных нами из Балтийской библиотеки: Руперт хотел изучить все насчет нефти, и притом возможно поскорее, поэтому мы и читали о нефтяных месторождениях, о тех, кто ими владеет, о добыче и торговле нефтью, о ее сбыте, капиталовложениях, о соперничестве и политике нефтяных магнатов.

Мы уже несколько дней не давали передохнуть нашей секретарше, старательной миссис Ингрэме, которая переняла у Руперта его манеру работать, состоявшую в необычайно тщательной подготовке материалов. Миссис Ингрэме — англо-индианка средних лет с голубовато-серебристыми волосами — получила работу в правлении фирмы.

Ройсов после того, как ее пост в калькуттском филиале фирмы был передан чистокровному индусу. „Бедняги!“ — пожалел нас Фредди, передавая миссис Ингрэме под начало Руперту: она была опытным и надежным работником, но с таким обидчивым характером, что никто не мог ее вынести. Однако у Руперта была на редкость приветливая, открытая и ровная манера обращения с женщинами, которых он сразу к себе располагал. Во всяком случае, миссис Ингрэме редко срывала на нас свое дурное настроение.

— Мы пользовались услугами этих полукровок в Индии, — сказал Фредди, — потому что они были рангом повыше простых кули, и в то же время достаточно угодливы, и выполняли любое распоряжение любого англичанина. Но я понимаю, почему Неру захотел от них избавиться. Подобные нравы годились во времена Рандольфа, а мы живем в другую эпоху. Пусть Индия принадлежит индийцам. Так лучше. Теперь нам легче обделывать там свои дела и безопаснее вкладывать деньги, а наше влияние на них сильнее, чем когда-либо за последние тридцать лет. Почему? Потому, что им больше не приходится драться с нами, и мы могшем разговаривать друг с другом спокойно. В Африке будет то же самое, хоть и не сразу.