Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

— Вот вам и общеевропейский рынок в действии, — сухо заметил Руперт.

— Ну, в этих пределах он у нас действовал всегда, — улыбнулся Фредди. Самолет продирался сквозь густые облака, нас так тряхнуло, что Фредди даже крякнул. — Вы, значит, против того, чтобы мы присоединились к европейской шестерке? — удивился он.

— Да, против, — сказал Руперт.

— Не понимаю почему.

— Хотя бы потому, что немцы здорово нагреют на этом руки.

— Ну, это не довод, — отозвался Фредди. — В наши дни такие вещи в расчет не' принимаются.

Жалобно подвывая, самолет наконец пробился сквозь облака к семидесяти островкам и пятистам мостам старого богатого приморского торжища, плавающего на водах Зюйдер-Зее, укрощенных гигантской песчаной дамбой. Самолет прогудел над пригородами и, расставив плоские ноги, как утюг, плюхнулся на воду.

У Фредди была замечательная способность спокойно ждать, что все придет к нему само. Действительно, не прождал он возле своего самолета и минуты, как со всех сторон к нему устремились официальные лица, носильщики и машины.

— Вы — живой пример того, как правит правящий класс, — шутливо сказал ему Руперт.

— Все дело в голове, — Фредди постучал себя по лбу. — А вот Джек — как был матросня, так и останется.

Фредди пальцем не пошевелил, однако багаж мигом пропустили через таможню, паспорта проверили, вещи погрузили и выгрузили, а нас привезли в отель „Ройял Амстердам“, записали в книгу и отвели в номера, где Фредди был вручен десяток телеграмм и где его уже ждал секретарь.

Остаток дня Фредди провел на совещании, а нам с Рупертом было предложено покататься на велосипедах и поглазеть на картины Рембрандта в Рикс-музее, на пухлых девиц, подававших нам пиво в кафе, на белый зимний туман и загорелые лица амстердамцев. Я глядел и злился на этот голландский город, где я зря потратил еще один день своей жизни вдобавок к долгой череде других попусту растраченных дней — мне было двадцать восемь лет, а я еще и не приступал к тому, ради чего, как я считал, живу на свете.

Утром мы вместе с Фредди вошли в отделанный деревянными панелями зал заседаний Международной страховой компании торгового флота, где за подковообразным столом сидели тучные голландцы, тучные немцы, худой, жилистый француз, краснолицые скандинавы и два с иголочки одетых англичанина.

— Этих чертовых англичан узнаешь с первого взгляда, — шепнул мне Фредди. — Достаточно посмотреть хотя бы на вас с Рупертом…

Нас никто не представил, и заседание продолжалось.

— Вот это — де Кок, — Фредди покосил глазом на астматического голландца, который курил короткую сигару, смотрел на мир сквозь толстые стекла очков и, по-моему, не слишком много там видел.

Обсуждение велось на трех языках. Фредди почти не принимал участия в дебатах и лишь изредка отвечал на какой-нибудь вопрос. Правда, один раз он затеял короткий, но жаркий спор относительно демарража и простоев.

Мы долго слушали, как они торгуются; я видел, что Руперт удивился не меньше моего, когда все вдруг поднялись с мест и Фредди с удовлетворением произнес:

— Ну, вот и прекрасно, дело сделано.

На этом совещание закончилось.

Его участники, обмениваясь прощальными рукопожатиями, покидали зал, а нас с Рупертом Фредди подвел к профессору де Коку, представил как „своих двоюродных братьев и ближайших сотрудников“ и во всеуслышание сообщил:

— Профессор туговат на ухо, ему надо кричать.

Профессор де Кок молча улыбнулся, обнажив желтые зубы. Меня заинтриговало шутливое, но крайне уважительное обращение Фредди с этим странным человеком, который жестом предложил Руперту сесть. Фредди тоже сел, но несколько поодаль и скрылся за пеленой сигарного дыма, все еще висевшего над подковообразным столом заседаний.

— Я вовсе не глухой, — по-английски сказал профессор де Кок Руперу. — Фредди шутник, так что уж вы, пожалуйста, не кричите.

Но для человека с хорошим слухом тучный профессор говорил чересчур громко. Поэтому Руперт все же повысил голос:

— Фредди сказал мне, господин де Кок, что вы — тот человек, который мог бы мне помочь.

Профессор протестующе воздел руки.

Руперт сжато и понятно рассказал о предложении русских поставлять нефть в Англию в обмен на английские суда.

— Русские любят обменные операции, — кивнул профессор. — Крестьянская манера торговать.

— Трудность не в самой сделке, — пояснил Руперт, взглянув на Фредди, который пожал плечами и отвел глаза, чтобы подчеркнуть свою непричастность к этому делу. — Вся загвоздка в импорте нефти. На это требуется разрешение английского правительства.