Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

Руперт вошел в дело Ройсов примерно в одно время со мной, и хотя я люблю воображать, будто переступил порог здания судостроительной компании Ройсов с морской котомкой за плечами и в тельняшке, как Мартин Иден, на самом деле я искал работу и поэтому был одет в дорогой синий костюм. Я хотел познакомиться с делом, а заодно скопить денег, на которые мог бы прожить года три. Это я себе внушал, хотя и не сомневался, что сбегу, как только мне подвернется под руку что-нибудь получше.

Фредди Ройсу было интересно поглядеть на бедного родственника из Австралии, и он пригласил меня к себе поужинать, познакомил со своей женой Пегги и с девятнадцатилетней племянницей Пепи, причинившей мне впоследствии немало горя. Мы проговорили до двух часов ночи — болтали обо всем на свете. Фредди решил взять меня на работу в свой отдел компании Ройсов.

В то время Фредди искал предприимчивых людей, которым можно доверять, способных и в то же время обладающих опытом — пусть не деловым, а жизненным, — готовых принимать смелые решения и покончить с рутиной и устарелыми методами ведения дел. Фредди собирался в корне преобразовать судостроительную компанию, а решать судьбы модернизированного предприятия Ройсов предстояло Руперту и мне, представителям зрелого и молодого поколения семьи. Теперь мне это смешно, но в то время, признаюсь, я отнесся к словам Фредди вполне серьезно, так же, впрочем, как и Руперт, вошедший в дело со своей собственной целью.

Хронологически все, что я расскажу, не совпадает с появлением Руперта на предприятиях Ройсов, но мне удобнее начать с этого. О большинстве событий, описанных мной, я узнал позднее, когда ближе познакомился с Рупертом; наша работа связывала нас все тесней, особенно же мы сблизились в ту пору, когда Руперт затеял продавать России суда фирмы «Ройс и К°» в обмен на русскую нефть.

Фредди привел его как-то утром и сказал мне:

— Видите, Джек, я же вам говорил: что-нибудь интересное подвернется! Это — Руперт, еще один ваш двоюродный брат или дядя, словом, какая-то родня. Он самый знаменитый человек в нашей семье, у него есть идеи. Вам небесполезно поработать под его началом. Познакомьтесь, он вам расскажет, что он придумал.

Мы дружелюбно переглянулись, хотя, на мой австралийский глаз, Руперт сначала показался мне холодным, как рыба. Но это впечатление быстро рассеялось.

Сидя за письменным столом и засунув руки в карманы пальто, он спросил меня, из каких я Ройсов (никто в семье никогда обо мне не слыхал), и я рассказал ему, как прежде уже рассказывал Фредди, что мой дед Ройс приехал в Австралию старым человеком, жестоко не поладив с родней («Он не получил ни гроша в наследство») и в возрасте семидесяти пяти лет женился на австралийке двадцати одного года, которая родила ему сына, моего отца. Старый Ройс умер, когда ребенку было восемь лет, оставив молодую жену и сына на произвол судьбы.

Бабушка — ей в то время было двадцать девять лет — вложила небольшой капитал, который он ей оставил, в издание газеты в городке Молли, штат Виктория, выпускала ее, пока не разорилась во время кризиса, а мой отец, тогда еще совсем молодой человек, уехав из родного городка в австралийских джунглях, занялся поставкой провианта для рефрижераторных судов Мельбурнского порта. Он женился на дочери фермера, которая приехала в Мельбурн искать работу. Я родился, когда экономический кризис шел уже на убыль. Мой отец умер от лейкемии, оставив, как и мой дед, восьмилетнего сына.

— Моя мать знает нашу родословную наизусть, — сказал Руперт, когда я кончил рассказ, — но, ручаюсь, что этого она не слыхала. А почему ваш отец не пытался найти своих родственников в Англии?

— Надо было знать моего отца. Он никого из вас никогда не видел, однако уже за глаза терпеть не мог.

Руперт рассмеялся.

— Внешне вы — типичный австралиец, но где же ваш акцент?

— Неужели не слышите? — спросил я чуть-чуть обиженно.

Когда Фредди нас познакомил, Руперт всего несколько недель как вернулся из России, и вид у него был такой самоуверенный, такой беззаботный, что я, зная теперь, какие у него были тогда неприятности, задним числом восхищаюсь особенностями английского характера.

— Русские прекрасно были осведомлены, чем я занимался, — сказал он мне, когда мы полгода спустя летели через Россию в Китай, — и все же дали мне уехать.

— Почему? — недоверчиво спросил я. — Потому, что были вам благодарны?

— Нет, — ответил Руперт. — Потому, что у них поразительное чувство меры.