Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

Но Руперт знал, что ничего не сможет объяснить Лиллу: и адмирал, и его начальство жили в постоянном, неразумном страхе предательства со стороны своих же людей. Прежде они питали простодушную веру в то, что выходцы из их класса, люди их породы не могут изменить своих взглядов, а теперь больше всего боялись, что их предаст кто-то из их же собственной среды, предаст «изнутри».

В тот день адмирал сообщил Руперту, что отныне не только он будет находиться под постоянным надзором, но и работа его будет подвергаться строжайшему контролю службы безопасности. Он не имеет права выезжать из страны без особого разрешения, не смеет поддерживать связь с русскими и с советским посольством, с коммунистами и с организациями, близкими к коммунистам, а также и со всякими комитетами борьбы за мир. Ему воспрещается принимать участие в политической жизни и поступать на работу, связанную с секретной документацией, что относится также к фамильной фирме «Ройс и Кº», поскольку она, во-первых, получает крупные правительственные заказы, а, во-вторых, Фредди и старый дядя Рандольф являются членами комитетов военного снабжения при английском правительстве и НАТО.

Не знаю, что ответил на это Руперт. Когда я как-то раз спросил его, чем кончился их разговор с адмиралом, Руперт отделался шуткой:

— Я сказал Лиллу, что уеду за границу, когда мне заблагорассудится.

Однако за шутливостью тона чувствовалась нешуточная злость. Выйдя из белого особняка, Руперт решил, что будет действовать наперекор всем адмиральским запретам. Первое, что он сделал в пику адмиралу, было предложение, с которым он обратился к Фредди: заключить с русскими крупную сделку на строительство судов.

— Не говоря уже о Лилле, — заметил он, — мне хотелось чем-нибудь искупить свое не очень приличное поведение в России.

Когда Руперт выступил с предложением строить суда для России, ему пришлось действовать сообразно этикету, принятому в их семейном деле. Мне удалось этого избежать по неведению: я прошел прямо к Фредди. Но Руперт, который всегда придерживался правил, раньше всего нанес визит дяде Рандольфу (лорду Бэркемстеду), который, будучи председателем правления, формально являлся главой судостроительной компании, хотя и явно проигрывал в жестокой борьбе, которую он вел за судьбы предприятия со своим племянником Фредди (директором-распорядителем и заместителем председателя правления фирмы).

Старик был очень вспыльчив, и первое, что, по словам Руперта, он ему сказал, звучало примерно так:

— Дела нашего ты не любишь. Пошел, видно, в отца — такой же выродок, как он.

— Скорей уж как вы, — отрезал Руперт, зная, что старику нельзя спускать. — А работать я люблю, и если к вашему делу я равнодушен, то, верно, потому, что ничего в нем не смыслю.

— Тогда зачем ты хочешь в него войти? Нам не нужны люди с завиральными идеями! — продолжал старик тоном громовержца.

Но Руперт был не робкого десятка.

— Не надо преувеличивать, дядя. Не такие уж они завиральные, мои идеи. Я просто хочу работать.

— В коммерческом деле авантюрами не проживешь.

— А почему вы думаете, что у меня страсть к авантюрам? — спросил Руперт. — Не надо верить всякой чепухе, которую пишут в газетах.

— Думаешь? А что ты смыслишь в выгодном помещении капитала?

— Ничего.

— А в управлении предприятием ты уж наверняка ничего не смыслишь, — съязвил Рандольф, — ты ведь никогда ничем не управлял.

— Это верно, не управлял.

— Кстати, как поживают твои? Давненько я не видел Джо. А детей и вовсе ни разу. На кого они похожи?

— Мальчик — на меня, а девочка — на Джо.

Старик сделал пометку в своем блокноте. Они сидели за письменным столом красного дерева, друг против друга, как сердитые шахматные игроки. Старомодная контора Ройсов помещалась в отдельном доме, против церкви Сент-Мэри-Экс, почти рядом с Балтийским банком, тесно связанным финансовыми интересами с их фирмой. Кабинет Рандольфа был памятником викторианской эпохи, когда пароходы еще ходили на угле. Руперт отлично понимал, что главная движущая сила предприятия, с которой ему придется иметь дело, пребывает совсем в другом месте. Тут, у дяди Рандольфа, в апартаментах нижнего этажа под сенью старомодного портика, царство денежного мешка попахивало склепом. Наверху же, у Фредди, конференц-залы, оборудованные по последним требованиям современности, уходили в небеса, а небеса эти были разгорожены множеством тонких перегородок, за которыми колдовали операторы счетных машин, колотили по клавишам секретарши и трудились технические эксперты, работники рекламы и двадцать молодых исполнителей, запертых в стеклянные клетки. Впрочем, дядя Рандольф, хотя он и сидел внизу, тоже был на свой лад щеголем. Он носил белый крахмальный воротничок, туго завязанный галстук, держал носовой платок в рукаве пиджака, напоминавшего морской китель.