Джеймс Олдридж - Сын земли чужой - Пленённый чужой страной, Большая игра

Неужели Федор занимался с ним только психотерапией? Неужели он затеял этот чисто русский спор о смысле жизни с единственной целью его расшевелить, поднять его дух и согреть его онемевшее от страха сердце? Неужели Федор так чуток? Неужели он так хорошо понимает человеческую душу?

— Нина! — крикнул Федор. — Я ухожу.

— Сейчас, — откликнулась она и, приказав Роланду сменить рубашку и надеть тапочки, вернулась в комнату.

— Отправьте его завтрашним поездом домой, Нина, — посоветовал Федор, беря ее под руку.

— Но врачи… — начала было она.

— Бог с ними, с врачами. Я с ними поговорю. Пусть едет домой. Это для него лучшее лекарство. А если он задержится, то, чего доброго, застрянет здесь навсегда.

Нина понимающе кивнула, хотя Руперт был совсем не уверен, что она правильно поняла слова Федора.

— Я приду проводить вас на вокзал, — пообещал Федор, приостанавливаясь в дверях.

— Спасибо, — ответил Руперт. — Вы меня здорово поддержали, Тедди. Не знаю, как вас и благодарить.

— Ах, да! — Федор взялся было за ручку двери, но тут же сунул руку в карман. — Совсем забыл вам передать. Мне это вернули, когда я был в Севастополе.

Он вынул синий путеводитель Руперта; книга была сильно потрепана, но Руперт сразу ее узнал.

— Между прочим, здесь нет ничего интересного, — заметил Федор. — Не знаю, почему вы так о ней беспокоились.

Руперт молча взял книгу; он не мог произнести ни слова. Но когда дверь за Федором закрылась, Руперт, глубоко вздохнув, сказал Нине:

— Знаете, Нина, мне будет нелегко проститься завтра с русскими друзьями.

Она кивнула. С минуту они молча смотрели друг другу в глаза.

На этот раз Нине изменили организационный талант и выдержка: когда они сломя голову примчались на вокзал, времени оставалось в обрез, к тому же они не смогли найти носильщика.

— Мы опоздаем на поезд! — в отчаянии воскликнула Нина и, схватив тяжелый чемодан Руперта, поволокла его сама.

Утренние часы она провела как а бреду: оформляла паспорт, покупала билеты, отваживала незваных посетителей, узнавших, что Руперт в Москве. Она успела забрать белье из прачечной, почистить Роланду туфли, упаковать его книги, наконец, вызвать врача из туберкулезной клиники, чтобы тот дал разрешение на отъезд. В этом Нина была непреклонна. Профессор послал к Руперту свою молодую ассистентку; они ждали, ждали ее, а она все не появлялась.

— Боже мой! Я уже думала, что вы никогда не приедете, — сказала ей Нина.

Молодая докторша была раздражена тем, что ее оторвали от работы по пустякам. Она сухо поздоровалась, показывая всем своим видом, что медицина не терпит суеты и главное достоинство пациента — терпение.

— Сразу по возвращении в Лондон вам надо обратиться со всем этим в легочную клинику, — сказала она Руперту, вручая ему пачку справок и рентгеновских снимков. — Исследование мокроты дало отрицательные результаты, но анализ крови показал, что у вас острое малокровие.

— Значит, у меня нет туберкулеза?

— Судя по всему, — проговорила она нехотя, — нет. И, вероятно, никогда не было.

Еще один камень свалился с души Руперта. Он с торжеством посмотрел на Нину — ее лицо сияло.

— Слава богу! — вырвалось у нее.

Всю дорогу в машине Нина держала Руперта за руку.

Они подбежали к вагону, новенькому, синему, роскошному. Нина растолкала пассажиров, теснившихся у двери и на площадке. Купе уже было завалено подарками: цветами, коробками, свертками, игрушками для Роланда, посылками, адресованными Джо и Тэсс.

Нина проверила, все ли вещи на месте, и тут только поняла, что все кончено. С трудом сдерживая слезы, она пыталась подавить нестерпимое чувство утраты.

Они вышли на перрон. До отхода поезда оставались считанные секунды. И тут они увидели Федора — тот несся по платформе, раскачиваясь на длинных ногах.

— Все в порядке? — спросил он Руперта по-английски.

— Да! Успели. Все нормально, — ответил Руперт.

Тогда прощайте, — сказал Федор.

Руперт пожал ему руку и еще раз заглянул в лицо, стараясь найти хоть намек на разгадку. Нет, он так ничего и не узнает. Никогда.

Наступила очередь Нины. Она не могла оторвать от него глаз. Говорить с ним при всех она была не в состоянии, она не могла его даже обнять теперь, когда их отношения потеряли свою невинность.

Руперт положил ей что-то в руку.

Нина с ужасом увидела на своей ладони Золотую Звезду.

— По-моему, я ее не заслужил, — сказал Руперт. — Я не должен был ее брать. Сохраните ее для меня…