Генрих Белль: Глазами клоуна

Я уже не хромал, когда шел в переднюю, чтобы взять гитару. Я расстегнул чехол, составил в столовой два кресла, придвинул телефон поближе, опять лег и стал настраивать гитару. При первых же звуках гитары на душе у меня стало легче. Я запел и почувствовал себя почти хорошо: mater amabilis mater admirabilis [матерь любезная - матерь, восхищающая нас (лат.)]; слова ora pro nobis я сопроводил аккордом на гитаре. Получилось, по-моему, неплохо. Я буду ждать поезда из Рима с гитарой в руках; такой, как я есть, шляпу я положу рядом на ступеньках. Mater boni consilii [матерь - добрая советчица (лат.)]. А ведь когда я пришел с деньгами от Эдгара Винекена, Мария сказала, что мы с ней никогда, никогда не расстанемся. "Пока смерть нас не разлучит". Я еще не умер. У мамаши Винекен были любимые присловья: "Раз человек поет, он еще жив" и "Если хочешь есть, еще не все потеряно". Я пел, и мне хотелось есть. Я никак не мог себе представить, что Мария будет вести оседлый образ жизни: мы с ней кочевали из города в город, из гостиницы в гостиницу, и, если задерживались на несколько дней, она говорила:

- Пустые чемоданы смотрят на меня, как разинутые пасти, которые надо поскорее заткнуть.

И мы затыкали нашим чемоданам пасти, а если мне приходилось прожить где-нибудь несколько недель, Мария слонялась по улицам, словно по раскопкам мертвого города. Кино, церкви, вечерние газеты, рич-рач... Неужели она действительно хочет присутствовать на высокоторжественной церемонии посвящения Цюпфнера в мальтийские рыцари, неужели хочет стоять рядом с канцлером и промышленными магнатами, а потом дома выводить утюгом пятна воска на орденском одеянии Цюпфнера? Конечно, Мария, о вкусах не спорят, но ведь это не твой вкус. Уж лучше вверить свою судьбу клоуну-безбожнику, который вовремя разбудит тебя, чтобы ты не опоздала на мессу, а в случае необходимости посадит на такси. Мое голубое трико тебе никогда не придется чистить.

24

Зазвонил телефон, и в первую секунду я никак не мог собраться с мыслями. Все мое внимание было приковано к тому, чтобы не пропустить звонка Лео в парадном и тут же открыть ему дверь. Я отложил гитару в сторону, уставился на трещавший телефонный аппарат и только потом снял трубку.

- Алло.

- Ганс? - спросил Лео.

- Да, - ответил я, - как хорошо, что ты придешь.

Лео помолчал немного, слегка откашлялся. Я не сразу узнал его голос.

- У меня есть для тебя деньги, - сказал он.

Слово деньги звучало в его устах как-то странно. У Лео вообще странные представления о деньгах. Он человек почти без всяких потребностей; не курит, не пьет, не читает вечерних газет, а в кино идет только тогда" когда по крайней мере пять его знакомых, которым он безусловно доверяет, сказали, что картину стоит посмотреть - происходит это не чаще, чем раз в два-три года. Лео предпочитает ходить пешком, а не ездить на трамваях. Он сказал "деньги", и я сразу пал духом. Если бы он сказал немного денег, я бы знал точно, что дело идет о двух-трех марках. Подавив свою тревогу, хрипло спросил:

- Сколько?

- О, - ответил он, - шесть марок семьдесят пфеннигов.

Для него это была куча денег; мне кажется, ему хватило бы их для удовлетворения того, что мы называем личными потребностями, года на два: изредка - перронный билет, пакетик мятных леденцов; десять пфеннигов нищему; Лео не нуждался даже в спичках и, если он покупал коробок, чтобы при случае дать прикурить кому-нибудь из вышестоящих, ему хватало этого коробка на год, и потом, сколько бы он ни таскал его в кармане, коробок казался совсем новеньким. Конечно, и ему не обойтись без парикмахерской, но деньги на стрижку он наверняка берет со своего "текущего счета на время учебы", который открыл для него отец. Раньше он покупал иногда билеты в концерты, хотя мать большей частью снабжала его контрамарками. Богачи получают куда больше подарков, чем бедняки, и, даже когда они покупают, все обходится им дешевле; у матери есть целый список оптовых торговцев; я бы не удивился, если бы мне сказали, что даже почтовые марки мать приобретает со скидкой. Шесть марок семьдесят пфеннигов для Лео - солидная сумма. Для меня в данную минуту тоже... Но Лео еще, вероятно, не знал, что я, как говорили у нас дома, "в данный момент лишился источников существования".

- Хорошо, Лео, большое спасибо, - сказал я, - когда пойдешь ко мне, захвати пачку сигарет. - Я опять услышал его покашливание, он не ответил, и я продолжал: - Ты слышишь? Да?..

Может быть, он обиделся; не надо было просить, чтобы он сразу же тратил одолженные им деньги на сигареты.