Пэлем Вудхауз - Дживс и песнь песней

Но тут пианистка высекла из инструмента вступительные аккорды "Моего сыночка". Таппи надулся, как воздушный шар, сцепил руки, закатил глаза к потолку, являя высшую степень одухотворенности, и запел.

Я думаю, публика была поначалу слишком ошеломлена, чтобы принять экстренные меры. Как ни трудно в это поверить, но даю вам слово -- молодой Таппи Глоссоп пропел всю песню в кромешной тишине. Наконец они пришли в себя.

Нет ничего страшнее бакалейщика, если его раздразнить. Никогда прежде не приходилось мне видеть возбужденных пролетариев, и зрелище это, должен признаться, повергло меня в ужас. Теперь, по крайней мере, я имею представление о том, что творилось во время Великой французской революции. Со всех сторон несся шум, слышимый обычно на рингах Ист-Энда, когда рефери, дисквалифицировав любимца публики, спасается бегством. Затем от слов они перешли к более действенным аргументам: в ход были пущены овощи.

Трудно объяснить почему, но у меня сложилось убеждение, что первым снарядом должен стать огурец. Такая, знаете ли, причудливая игра воображения. В действительности, однако, этим предметом оказался банан, и я сразу же признал интеллектуальное превосходство мудреца, отдавшего предпочтение тропическому плоду. Сидящим в зале джентльменам с раннего детства прививали навыки правильного общения с актерами, которым не удалось завоевать симпатии публики, благодаря чему в своих действиях они руководствуются безошибочными инстинктами. Увидев, как банан расплющился о крахмальную грудь Таппи, я мгновенно оценил, насколько это средство эффективнее любого огурца.

Не то чтобы огуречная стратегия вовсе не имела сторонников. По мере развития событий я заметил несколько человек, в чьих глазах светился живой интеллект, которые отдавали предпочтение именно огурцам.

Молодой Таппи отнюдь не остался равнодушным к происходящему. Его глаза вылезли из орбит, волосы встали дыбом, а рот тем временем продолжал открываться и закрываться, не оставляя сомнений в том. что он автоматически продолжает петь. Наконец Таппи вышел из транса и принялся что было сил грести к берегу. У самых дверей он на полкорпуса обошел крупный помидор.

Вскоре волнение улеглось, крики затихли. Я повернулся к Дживсу.

-- Прискорбное зрелище, Дживс, -- сказал я. -- Но у нас не было другого выхода.

-- Да, сэр.

-- Кроме хирургического вмешательства, не так ли?

-- Именно, сэр.

-- Принимая во внимание все происшедшее на глазах известной нам дамы, можно с уверенностью сказать, что роман Глоссоп-Беллингер завершен.

-- Да, сэр.

В эту минуту на сцену вышел Крепыш Бингхэм.

-- Дамы и господа! -- провозгласил старина Бингхэм.

Я подумал было, что он хочет упрекнуть свою паству за столь горячее изъявление чувств. Но не тут-то было. Бингхэм, без сомнения, привык к этим простым и здоровым шуткам и не считал нужным обращать внимание на некоторое оживление в зале.

-- Дамы и господа, -- сказал он, -- следующим номером нашей программы должна была выступать мисс Кора Беллингер, широко известное оперное сопрано. Только что она уведомила меня по телефону, что ее автомобиль сломался в дороге. Мисс Беллингер, однако, направляется к нам в такси и прибудет с минуты на минуту. Тем временем наш друг мистер Инок Симпсон прочитает...

Я схватил Дживса за рукав.

-- Дживс! Вы слышали?

-- Да, сэр.

-- Ее здесь не было!

-- Да, сэр.

-- Она не видела Ватерлоо молодого Таппи.

-- Да, сэр.

-- Вся наша затея провалилась!

-- Да, сэр.

-- Дживс, Дживс, -- сказал я с упреком, и окружающие не могли не заметить гримасы страдания, исказившей благородные черты моего бледного лица. -- Я перенес нервное потрясение, равного которому не было со времен ранних христианских мучеников. Я потерял в весе не один фунт, весь мой организм подвергался неслыханным издевательством. Я прошел через муки, воспоминание о которых еще долгие месяцы будут поднимать меня среди кромешной ночи с постели и бросать в холодный пот. И все это зря. Идемте, Дживс.

-- Если вы не возражаете, сэр, я бы хотел досмотреть оставшуюся часть программы.

-- Поступайте как знаете, Дживс, -- сказал я задумчиво. -- Лично я чувствую себя совершенно опустошенным. Загляну в "Козу и виноград". Еще один коктейль с цианидом -- и домой.

Без чего-то одиннадцать, когда я сидел в гостиной и мрачно тянул более или менее последний бокал успокоительного, в дверь позвонили, и на пороге появился молодой Таппи. У него был вид человека, прошедшего через суровое испытание и заглянувшего в лицо вечности. Под его правым глазом расплывался синяк.