Зигфрид Ленц - Живой пример

— Все началось двадцать лет назад. Надо вам сказать, что Люси Беербаум родилась не в наших краях, родители ее, правда, жили несколько лет в этом городе, но сама Люси родилась в Греции, а приехала сюда двадцать лет назад. И жила здесь со своей экономкой Иоганной. В Институте генетики она руководила лабораторией. Долгое время в ее доме жили две племянницы, примечательные главным образом тем, что доказывали, какими различными чертами могут обладать родные сестры. Каждое утро Люси Беербаум — рассеянная, но неизменно дружелюбная — шла к трамвайной остановке и частенько запаздывала ответить на приветствие. Как и во что одеваться, она определяла только сама. Ее строгий и все-таки девически-нежный профиль мог послужить моделью для чеканщиков монет. Каждую среду вечером в ее доме происходили дискуссии. В кругу избранных студентов она обсуждала свои общественные и политические убеждения. Всем была известна ее исключительная скромность, ее повседневная домашняя жизнь шла словно между прочим. Когда в стране, где она родилась, власть захватили военные, она уволилась из института. А когда узнала, что друг ее юности и кое-кто из ее коллег арестованы и отправлены новыми властителями как политические заключенные на какой-то остров, она на свой лад выразила им свое сочувствие: поселилась в комнатке тех же размеров, что и камеры заключенных, жила в тех же условиях, что и заключенные. И хотя в институте нуждались в ее сотрудничестве, она отказывалась жить иначе, чем живет заключенный, как она это понимала. Врача, который ее пользовал, она не желала видеть слишком часто. Она отказалась от чтения книг, на письма отвечала очень редко, а если и отвечала, то количество слов в письме соответствовало количеству, разрешенному заключенным. Директора института она как-то попросила придерживаться времени, которое установлено для посещения заключенных.

Экономка Иоганна, долгие годы служившая у Люси Беербаум, дважды брала расчет в период добровольного заключения хозяйки, считая, что не может пренебрегать своими обязанностями, как того желает Люси; но оба раза она уже через несколько часов возвращалась. Многое можно рассказать об изменении обстоятельств жизни Люси Беербаум, явившихся следствием добровольных лишений, многое об отношениях Иоганны и Люси Беербаум, которая распорядилась, чтобы в доме все шло по заведенному распорядку, как если бы ничего не стряслось. Однако после того, как Люси голодала восемьдесят восемь дней, стало совершенно очевидно, что она переоценила свои силы.

Все это доказано; и тем не менее многое в ее жизни осталось загадочным и недоказуемым, хотя кое-что уже написано о невероятном самоаресте Люси Беербаум, есть даже пьеса, ее премьера уже состоялась. Судя по всем записям и статьям, которые Хайно Меркель сохранил и собрал — только что вышла еще и романизированная биография, — выясняется, что образ этой скромной, не слишком еще старой женщины едва ли поддается описанию: вот ты ухватил с достоверностью одну черту, но внезапно весь облик начинает расплываться, вот ты после многих усилий определил исключительность этого человека — и тут же обнаруживаются его будничные черты, снижающие весь образ. Но именно подобная жизнь, всеми засвидетельствованная, может дать им материал, из коего они создадут нечто пригодное в духе своей задачи, настоящий живой пример, который нужно утвердить, в котором можно и усомниться. Но его еще требуется создать, доискаться, от шелушить от избыточных сведений.

Он, Хайно Меркель, предоставляет им решать. И готов сотрудничать с ними. Готов выложить на стол все собранные материалы. Он будет рад, если попытка Люси Беербаум — смелая и безнадежная акция солидарности — заслужит их внимания, и когда-нибудь молодежь станет ее обсуждать, в том или ином плане. Он, правда, тоже считает, что жить без вдохновляющих примеров куда достойнее человека, но в этом случае есть, быть может, смысл задуматься над тем, какими чертами должен обладать кумир с точки зрения современников.

Что скажет Хеллер на это предложение? Именно Хеллер, столь откровенно готовый все бросить и уехать. Он собирался было что-то сказать, но его опередила Рита Зюссфельд, заявив, что высветлить все до единой подробности жизни Люси Беербаум и преподнести их молодежи — задача нереальная, более того, если уж вообще это делать, так нужно ограничиться какой-то частью ее жизни, каким-то событием, которое, как его ни поверни, говорило бы за себя, подавало бы сигналы.