Зигфрид Ленц - Живой пример

Роман посвящен проблемам молодежи, он возник в связи с молодежным движением в ФРГ и по его свежим следам. Изданный в 1973 году, он вбирает в себя многие детали и обстоятельства студенческого бунта конца 60–х годов, конкретно — молодежных волнений в Гамбурге зимой 1969–1970 годов. Проблема идеалов беспокойной западногерманской молодежи и «идеалов для молодежи», как они понимаются ответственными за воспитание подрастающего поколения инстанциями, и ставится в этом романе.

Итак, представительница издательства Рита Зюссфельд и два провинциальных учителя — старый Валентин Пундт и молодой Янпетер Хеллер — съезжаются в Гамбург для составления хрестоматии, содержащей жизненные примеры на различные темы. Наибольшие затруднения вызывает у них глава «Примеры из жизни — жизнь как пример». Они последовательно забраковывают целый ряд историй, отметают героев, ни в одном случае не будучи в состоянии прийти к общему мнению.

Известные герои и общественные деятели прошлого не годятся, по мнению составителей хрестоматии, в современные образцы — одни слишком надоели, другие, в их глазах, слишком запятнаны преступлениями прошлого. Сказывается на их расхождениях и — конфликтно поданная — разница поколений: когда Пундт предлагает для хрестоматии историю про солдата, который, рискуя жизнью, укрывает беглеца из лагеря, то бодро-ироничный Хеллер резко возражает — по его мнению, подобные истории насаждают среди молодежи пагубный «комплекс неполноценности». Скептик Хеллер, для которого «все выдающееся асоциально», вообще сомневается в возможностях современного конструирования «образцов для юношества», они кажутся ему в педагогике чем-то вроде рыбьего жира, который «все глотают с отвращением или, на худой конец, зажмурившись».

В перерывах между заседаниями трое педагогов предаются собственным заботам, по ходу изложения которых выясняется, что конструкторы идеалов для юношества — «а судьи кто?» — не в состоянии справиться с собственной жизнью. Всем троим пришлось отведать из горькой чаши не вполне благополучной — или вполне неблагополучной — семейной жизни. И Рита Зюссфельд, и Хеллер, и Пундт одиноки. Хеллера подспудно гнетет его уход из семьи, Пундта — самоубийство сына. Он догадывается, что виновна в этом самоубийстве и его «деревянная» педагогика. Последовательный и честный, он слагает с себя наставническую миссию и самоустраняется от работы по составлению хрестоматии.

Оставшиеся двое останавливаются в конце концов на истории, героиней которой является Люси Беербаум, добровольно поставившая себя в тюремные условия из чувства солидарности с друзьями — греческими патриотами, узниками фашистского режима. Право на «живой пример» приобретает, таким образом, уже человек, способный разделить страдание — способный на пассивный, почти смиренный протест против несправедливости. Обстоятельность и общий тон изложения истории Люси Беербаум указывают на то, что эта история особенно дорога автору. Ленц и сам признал это в беседе с журналистами, дав понять, что «экзистенциалистский» период не прошел для него бесследно и не изжит полностью. Ответственность перед собственной совестью, личная порядочность как высшая и в то же время единственно ясная, безоговорочная ценность в сложном, запутанном мире людских отношений — это экзистенциалистское ядрышко сохранилось и у зрелого Ленца, несмотря на расширение его интереса к общественной проблематике.

Но ведь одна только — несомненно присутствующая у Ленца — искренняя озабоченность состоянием нравственного здоровья буржуазного общества, уязвленность его социальными пороками не могут дать большего, нежели стремление к личному совершенствованию, если за ними не стоит позитивная программа переустройства общества, — а такую программу Ленц не разделяет.

Недаром он с иронией обрисовал деловитого и целеустремленного «левого» издателя Дункхазе, отвергшего труд педагогов — составителей как слишком далекий от практических нужд юного поколения. Однако и крах педагогического трио также обрисован с иронией: в открытке, посланной Пундту, Зюссфельд и Хеллер, сообщая о провале своего предприятия, пишут, что единственным достойным примером им представляется ветряная мельница… По мысли писателя — это крах старой буржуазной нормативной педагогики, крах отцов, не справляющихся с вышедшими из повиновения, живущими собственной жизнью детьми.

А дети тем временем сами находят себе «живые примеры» (названию романа Ленц постарался придать символическую емкость), превращая их в идолов: таковы в их глазах футбольные звезды или кумиры эстрады, доводящие до истерики и транса своих молодых слушателей. Идолы эти — порождения «субкультуры» невысокого образца, они крайне сомнительны не только в эстетическом, но и нравственном плане; Хеллер прав в своей иронической констатации, что неистовые поклонники певца Майка Митчнера, приходя на концерты своего кумира, «сдают в раздевалку ответственность». Однако при всем своем духовном убожестве эти идолы — порождения искренней страсти. И в этом их преимущество перед отвлеченными педагогическими и литературными «примерами». Ведь трое педагогов, занятых поисками этих примеров, совсем не искатели по духу, они делают это не для себя, не для собственной жизненной ориентации, а в силу «отчужденно» исполняемой и не очень удачно избранной в свое время профессии. Для молодежи эти педагоги — все те же «чужие», служители аппарата подавляющей власти.