Водку пить?! Валяться под забором?! Пробовал – не мое это. Я работать хочу. Мне свобода нужна. Те, кто никогда не считал меня ровней – теперь кормятся из моих рук, я их с потрохами купил. Если уж жрать свинину, так чтоб по подбородку текло. Не я, так другой бы нашелся. Они продажные. И горбун той же породы. Жадность его сгубила. Хотел из меня сделать дойную корову. Но сейчас другое время.
– Время делают люди, – устало сказал Бер, – а люди не меняются. Как были зверьём , так и остались. А тебе в любом времени тесно будет. Главное для тебя – быть на виду, и для этого ты никого не пожалеешь: ни себя, ни свою семью, ни отца с матерью. С отребьем связался! И меня в этих делах запутать хочешь?!
Страх перед этой властью внезапно охватил Бера, и злоба, словно огонь, вспыхнула с неистовой силой.
– Вон отсюда! Чтоб ноги твоей здесь больше не было! – он начал выталкивать сына за порог.
– Бер! Опомнись! – вскрикнула Рут.
Но было уже поздно. Двое мужчин из рода Ямпольских стояли друг против друга, сжав кулаки. В их глазах полыхали ненависть и ярость.
– Папа, ты всю жизнь считал, что тебе не будет сносу, – прохрипел Наум, – но ты уже старик. Твоя песенка спета. Думаешь, все эти годы я был слепой? – он недобро рассмеялся. – Нет! Просто на многое закрывал глаза. Теперь я с тобой поквитаюсь за всё, Бер Ямпольский! – и вышел, гулко хлопнув дверью.
Наум сдержал слово. Через месяц на противоположной стороне улицы, как раз против окна Бера Ямпольского, появилась фанерная будка. На одной её стороне, обращённой к базару, красовалась кокетливая женская туфля, на другой – узконосый кавказский сапог. А над всем этим великолепием вилась размашистая надпись «Ремонт с ноги. Срочно и дёшево». Рут первая увидела эту будку.
Произошло это ранним майским утром, когда она, проснувшись, подошла к окну и подняла железную волнистую, как стиральная доска, штору, которую Бер опускал на ночь. В первый миг ей почудилось, что это продолжение сна. Словно пытаясь отгородиться, она с силой потянула штору вниз. Та опустилась с мягким рокотом. Рут, сжавшись, стояла в кромешной тьме.
– Что случилось? – донёсся до неё осипший со сна голос Бера.
Он встал с постели, зашлёпал босиком по полу и отстранил её от окна.
Штора с тихим визгом снова взмыла вверх. В дверях будки в рабочем комбинезоне стоял Наум.
– Ну, что молчишь? Радуйся! – недобро усмехнулся Бер, – теперь целыми днями ты сможешь любоваться на своего сыночка!
Несколько дней Бер ходил чернее тучи. Подолгу где-то пропадал. Но однажды пришел откуда-то со своим старым потрёпанным чемоданом и когда открыл его, Рут ахнула – чемодан был доверху наполнен сапожным кроем.
– Где ты это взял, Бер? – тихо спросила она, – опять у Купника?
– А хоть бы и так, – ответил Бер, раскладывая на столе крой.
– Ты решил стать на старости лет вором, Бер? Ты не знаешь, чем всё это может кончиться? – устало сказала Рут.
– Мне эта кожа досталось даром? – взвился Бер. – Это твой сын подкупил всех и берёт её со склада даром. А я заплатил втридорога.
У кого я украл? – он стукнул по столу кулаком. – У государства? А почему оно мне не продает эту кожу? Потому что знает, я один сделаю из неё туфли лучше, чем вся их фабрика. Посчитай, сколько раз это государство обокрало меня! Разве каждый месяц они не выворачивают мои карманы – налоги, заёмы, патент! Не считают каждый кусок хлеба, который кладу в рот? А что я получил взамен? Свободу? Достаток? Я не хозяин себе! Всю жизнь проработал! Покажи, что нажил! А теперь ты хочешь, чтобы подбирал крошки со стола этого выродка?! – Бер бросил яростный взгляд на сапожную будку за окном. – Твой сын думает, что купил эту власть. Нет! Сам с потрохами ей продался, – Бер обдал её горячим прерывистым дыханием.
Рут молча потупилась. Разве могла она ему рассказать правду о своём унижении и позоре? О том, что бегала к сыну и Геле на Вокзальную? Плакала, умоляя закрыть эту злостную будку. Но Нюмчик упрямо стоял на своём: «Мама! Не проси! Я слишком дорого заплатил за это дело, чтоб бросить всё на полпути». У самой двери начал поспешно совать ей в сумку мятые пятерки и трешки. «Хочешь откупиться? – тихо спросила Рут, отталкивая его руку, – ты привык откупаться, Нюмчик! Теперь вся твоя жизнь – это только деньги.
Ты знаешь, что все сапожники города боятся тебя и не хотят с тобой иметь дела?» Он отшатнулся: «Кто тебе это сказал? Отец?!»– «Какая разница?» – уклончиво ответила Рут и вышла, не прощаясь.
А Бер снова, в который раз, начал новую жизнь – жизнь подпольного сапожника. Он снял вывеску «Ремонт обуви», и вынес из тамбура свой сапожный скарб. Днём слонялся по дому, отсыпался.
Читать дальше