Патрик Модиано - Ночная трава

— Да… Будьте осторожны, Жан… Я много раз видел, как вы говорили с Полем Шастанье, когда заходили в отель «Юник»… Смотрите, он и вас затянет в грязную историю…

Было уже поздно, зрители выходили из театра «Лютеция». За столиками напротив не осталось никого. Агхамури казался еще тревожнее, чем в самом начале нашей встречи. Такое чувство, что он боится выйти из кафе и просидит здесь до самого закрытия.

Я снова задал вопрос:

— А Данни?.. Вы и правда думаете, что та «грязная история», о которой вы говорите…

Он не дал мне закончить. Резким тоном он произнес:

— Это может ей дорого обойтись… Даже с фальшивыми документами они могут ее засечь… Не надо было мне приводить ее в отель «Юник», не надо было знакомить с остальными… Но я просто хотел дать ей передышку… А нужно было сразу уезжать из Парижа…

Он забыл обо мне и о моем присутствии. Наверное, каждую ночь он повторял одно и то же, в этот самый час, оставшись наедине с собой. Потом он тряхнул головой, как бы пробуждаясь от дурного сна.

— Я говорил вам о Поле Шастанье… Но самый опасный среди них все-таки Жорж… Это он достал Данни документы. У него мощные связи в Марокко и контакты с тем другом из посольства… Они хотят, чтобы я оказал им одну услугу…

Он чуть было не доверился мне полностью, но спохватился в последний момент.

— Я не понимаю, зачем искать их общества такому молодому человеку, как вы… У меня-то нет выбора. Но вы?

Я пожал плечами.

— Знаете, я и не ищу ничьего общества. Большинство людей мне безразличны. Кроме Ретифа де ла Бретонна, Тристана Корбьера, Жанны Дюваль и еще немногих других.

— В таком случае, вам повезло…

И как полицейский, желая выманить признание, заговорщически подмигивает подозреваемому, так и он сказал вдруг:

— А ведь признайтесь, это все из-за Данни, да? Если бы вы попросили совета, я бы сказал, что вам лучше порвать с этой девушкой…

— Я никогда не слушаюсь советов…

Я постарался улыбнуться, по возможности искренне.

— Будьте осторожны… Мы с Данни вроде зачумленных… общаясь с нами, вы рискуете подхватить чуму…

В общем, он хотел подчеркнуть, что между ними есть тесная связь, нечто сближающее их, что-то вроде сообщничества.

— Не беспокойтесь так из-за меня, — ответил я.

Когда мы вышли из кафе, была почти полночь. Он, в бежевом пальто и с портфелем в руке, держался очень прямо.

— Прошу прощения… Я сегодня наговорил много лишнего… Не принимайте это всерьез, и не обращайте на мои слова внимания… Это, должно быть, из-за сессии. Я не высыпаюсь… Через пару дней сдавать устный экзамен…

К нему вернулось его достоинство и серьезный студенческий тон.

— В устных дисциплинах я гораздо слабее, чем в письменных.

Он изобразил улыбку. Я предложил проводить его до станции Жюсьё.

— Вот я бестолочь! Даже забыл предложить вам поужинать!

Это был совершенно другой человек. Он снова полностью владел собой.

Мы перешли площадь спокойным шагом. До последнего поезда еще было время.

— Главное, не берите в голову то, что я говорил про Данни… Все не так уж серьезно… К тому же, когда кто-то тебе дорог, невольно принимаешь все близко к сердцу и только напрасно переживаешь по малейшему поводу…

Он говорил четко, с расстановкой, взвешивая каждое слово. Мне вспомнилось меткое выражение: он старался спрятать концы в воду.

Он уже подходил к эскалатору, чтоб спуститься на станцию. Я не удержался и спросил:

— Вы будете ночевать в отеле «Юник»?

Вопрос застал его врасплох. Он секунду помедлил:

— Не думаю… Вообще, мне снова дали комнату в студенческом городке… Там все-таки гораздо удобнее…

Затем пожал мне руку. Судя по тому, как быстро он спускался по эскалатору, он хотел уйти от меня поскорее. Уже сворачивая в переход, он оглянулся, будто боялся, что я пойду за ним следом. А мне хотелось. Я представлял, как мы сидим рядом на платформе, на скамье гранатового цвета, и ждем поезда, который долго не появляется из-за того, что час уже поздний. Он солгал мне, он ехал не в студгородок, иначе бы сел на другую ветку, ту, где станция Порт д’Итали. Он возвращался в отель «Юник». На Дюрок он сойдет. Я в очередной раз пытаюсь узнать, в какую «грязную историю» замешана Данни. Но он не отвечает мне. Здесь, в метро, на скамье, он даже делает вид, будто мы незнакомы. Он заходит в вагон, за ним закрываются двери, и, прислонившись лбом к стеклу, он глядит на меня потухшими глазами.

В ту ночь я пошел домой пешком. Путь до моей квартиры на улице Од был неблизкий, так что я легко мог блуждать в собственных мыслях. Если Данни приходила ко мне туда, то, как правило, около часу. Иногда она говорила: «Я заходила повидаться с братом» или: «Я была у своего ранелагского друга», не вдаваясь в подробности. Из того немногого, что я, казалось, уловил, выходило, что брат — она иногда называла его Пьер — в Париже не живет, но часто сюда наведывается. А «ранелагский друг» звался так потому, что жил где-то недалеко от сада Ранелаг. Если встретиться с братом она никогда не предлагала, то про «ранелагского друга» часто говорила, что как-нибудь познакомит нас. Дни все шли, но обещанья она не выполняла.