Исаак Зингер - Враги, История любви

Герман размышляй о еврейской пословице: "Десять врагов не причиняют человеку столько вреда, сколько он сам" .Но он знал, что все это сотворил не он сам; тут все время присутствовал его тайный недруг, его демон. Вместо того, чтобы уничтожить Германа одним ударом, недруг насылал на него все новые и новые страдания, в которых он запутывался все сильнее и сильнее.

Герман втянул в себя холодный воздух, веявший с океана и пахнувший снегом. Он выглянул в окно и ощутил желание помолиться, но кому? Какое он имел теперь право обращаться к высшим силам? Через некоторое время он снова лег в постель рядом с Ядвигой. Это была их последняя ночь вместе. Утром он снова отправится в деловую поездку - то есть поселится у Маши.

С тех пор, как во время церемонии бракосочетания он надел кольцо на Машин указательный палец, она была занята тем, что создавала уют в квартире и убирала его комнату. Ей больше не было нужно по ночам приходить к нему, таясь от своей матери. Она пообещала ему не сорится с ним из-за Ядвиги, но нарушила слово. При любой возможности она проклинала Ядвигу, а однажды у нее даже вырвалось, что она убила бы ее. Машина надежда, что после того, как она выйдет замуж, мать прекратит осыпать ее упреками, не оправдалась. Шифра пуа жаловалась, что понятия Германа о браке - сплошное издевательство. Они с Германом обменивались только самыми необходимыми словами. Она запретила ему называть себя "тещей". Шифра Пуа еще глубже погрузилась в свои молитвы, еще чаще, чем прежде, листала книги и как никогда много читала еврейские газеты и мемуары жертв гитлеризма. Большую часть времени она проводила в своей затемненной спальне, и нельзя было понять, размышляет она там или дремлет.

Беременность Ядвиги - это была новая катастрофа. Рабби в синагоге, куда Ядвига ходила на Йом-Кипур, взял с нее десять долларов, одна из женщин сводила ее на ритуальные омовения, и теперь Ядвига перешла в иудейскую веру. Она следовала всем правилам очищения. Она все время задавала Герману вопросы. Разрешается ли хранить мясо в холодильнике, если там стоит бутылка молока? Можно ли после фруктов есть молочные продукты? Можно ли ей писать матери, которая по еврейским законам больше не была ее матерью? Соседки сбивали ее с толку своими противоречивыми советами, основанными на местечковых предрассудках. Один пожилой еврей, иммигрант и уличных торговец, пытался объяснить ее алфавит. Ядвига больше не слушала польские радиопрограммы, а только еврейские передачи: в этих передачах были сплошные плачи и вздохи, даже в песнях слышались всхлипы. Она попросила Германа говорить с ней на идиш, хотя мало что понимала. Все чаще она говорила ему, что он ведет себя не так, как другие евреи. Он не ходил в синагогу, у него не было ни талеса, ни филактерий.

Он отвечал ей на это, что пусть лучше позаботится о своих собственных делах, или возражал: "Тебе не придется лежать в аду на моей доске с гвоздями", или говорил: "Доставь мне удовольствие, оставь евреев в покое. У нас и без тебя хватает неприятностей".

"Я могу носить медальон, который подарила мне Марианна?"

"Да, можешь, можешь. Когда ты перестанешь надоедать мне?"

Теперь Ядвига приглашал соседок себе в гости. Они приходили, посвящали ее в свои тайны, болтали с ней. Эти женщины, которым нечем было занять себя, преподавали ее иудаизм, учили покупать подешевле и как не дать мужу эксплуатировать себя. Американская домохозяйка должна иметь пылесос, электрический миксер, электроутюг и, если возможно, посудомоечную машину. Квартиру необходимо застраховать на случай пожара и ограбления; Герман должен застраховать и их самих; ей надо лучше одеваться и не бегать в деревенских обносках.

Вопрос, какой разновидности идиш учить Ядвигу, вызвал бурные споры среди соседок. Женщины из Польши пытались учить ее польскому идиш, а литовки литовскому. Они все время твердили Ядвиге, что ее муж слишком много путешествует и что если она на уследит, он свяжется с другой женщиной. В голове Ядвиги укрепилась мысль, что страховой полис и посудомоечная машина весьма необходимы для сохранения еврейских традиций.

Герман заснул, проснулся, снова задремал и снова проснулся. Его сны были такими же запутанными, как и его жизнь наяву. Он говорил с Ядвигой об аборте, но она и слышать не хотела. Разве у нее нет права иметь хотя бы одного ребенка? А если она умрет, и над ней не произнесут Кадиш? (Она выучилась этому слову у соседок). Да, а он? 3ачем ему быть деревом с увядшими листьями?