Исаак Зингер - Враги, История любви

"Что? Послушайте, об одном хочу сказать вам. Не говорите ей о нашей встрече. Конечно, я должен был встретиться с вами еще раньше, но вы же видите - я непрактичный, человек. Я сам на себя навлекаю неприятности. Если она узнает, что я рассказал вам о том, что было - я не поручусь за собственную жизнь".

"Я ничего ей не скажу".

"Вы вовсе не обязаны на ней жениться. Такой женщине как-раз неплохо схлопотать внебрачного ребенка. Кто тут заслуживает сострадания - так это вы. Ваша жена - она погибла?"

"Да, она погибла".

"Дети тоже?"

"Да".

"Рабби рассказал мне, что вы живете у друга и что у вас нет телефона, но я вспомнил, что видел ваш телефон в машиной записной книжке. У важных номеров она всегда делает кружочки и рисует цветы и зверей. Вокруг вашего номера она нарисовала целый сад с деревьями и змеями".

"Как получилось, что вы сегодня в Бруклине, если живете в Манхэттене?", - спросил Герман.

"У меня здесь друзья", - сказал Тортшинер очевидную ложь.

"Мне надо идти", - сказал Герман. "Большое спасибо".

"К чему такая сделка? Подождите. Я думаю только о вашем благополучии. В Европе у людей была привычка, жить скрытно и для самих себя. Там в этом, наверное, был свой смысл, но здесь-то свободная страна и нет нужды прятаться. Здесь можно быть коммунистом, анархистом, кем угодно. Здесь есть религиозные секты, которые, молясь, держат змею в руке - из-за того, что что-то на эту тему сказано в каком-нибудь стихе книги псалмов. Другие ходят голые. Маша волочит за собой целый тюк своих тайн. Самая большая глупость людей, имеющих тайны, состоит в том, что они обманывают сами себя. Маша рассказывала мне вещи, которые не должна была бы рассказывать. Если бы не она, я бы этого никогда не узнал".

"Что она вам рассказывала?"

"Что она рассказывала мне, она расскажет и вам. Это только вопрос времени. Люди охотно рассказывают обо всем, даже о грыже. Мне нет нужды сообщать вам, что по ночам она не спит. Она курят и разговаривает. Я умолял ее дать мае поспать. Но демон, сидящий в ней. не дает ей покоя. Если бы она жила в средние века, то в субботнюю ночь наверняка летала бы на помеле на свидание с чертом. Но Бронкс - это место, где черт помер бы от скуки. Ее мать, на свой лад, тоже ведьма, но добрая ведьма: наполовину раввинша, наполовину прорицательница. Каждое существо женского пола плетет сети, как паук. Появится рядом муха - тут же попадет в сеть. Если не бежать от них, они высосут последнюю каплю жизни".

"Я-то уж убежать смогу. Пока".

"Мы могли бы быть друзьями. Рабби - дикарь, но он любит людей. У него огромные связи, и он может быть вам полезен. Он гневается на меня, потому что я не хочу выискивать в Книге Бытия намеков на электронику и телевидение. Но он найдет кого-нибудь, кто сделает это. Он до сути своей янки, хотя я думаю, что он родился в Польше. Его настоящее имя не Милтон, а Мелех. Он по любому доводу выписывает чек. Когда он явится в мир иной и должен будет отчитаться, Он вытащит чековую книжку. Но, как всегда утверждала моя бабушка Райце, у савана дет карманов".

3.

Зазвонил телефон, но Герман не подошел к нему. Он посчитал количество звонков и снова обратился к Гемаре. Он сидел за столом, который был покрыт праздничной скатертью, изучал текст и интонировал его, как это делал когда-то в школе в Живкове.

Мишна:"И вот обязанности, которые жена выполняет для своего мужа. Она мелет, печет, стирает, варит, кормит ребенка, убирает постель и прядет шерсть. Если она привела с собой служанку, то она не мелет, не печет и не стирает. Если она привела двух, то она не варит и не кормит ребенка; если трех, она не убирает постель и не прядет шерсть; если четырех, то она сидит в гостиной. Рабби Элизер говорит:"Даже если она привела ему полный дом служанок, он должен заставить ее прясть шерсть, потому что ничегонеделание приводит к болезни духа".

Гемара: "Она мелет? Но это делает вода - имеется в виду, что она готовит зерно к помолу. Или речь может идти о ручной мельнице. Эта Мишна не во всем согласуется с рабби Хийя, потому что рабби Хийя сказал: женщина, она тут только для красоты, для детей. И дальше сказал рабби Хийя: Всякий, кто желает, чтобы дочь его была прекрасна, должен кормить ее молодыми цыплятами и заставлять ее пить молоко до тех пор, пока она не вступит в возраст зрелости..."

Телефон снова зазвонил, и в этот раз Герман не считал звонков. Он покончил с Машей. Он поклялся, что откажется от всякого мирского честолюбия, преодолеет распущенность, в которой погряз, когда заплутал, оставив Бога, Тору и иудаизм. Прошлой ночью он не ложился спать и пытался проанализировать современного еврея и свой собственный образ жизни. Он снова и снова приходил к одному я тому же выводу: если еврей хотя бы на шаг отступает от Шульхан Арух, он попадает в область всего низменного - фашизма, большевизма, убийств, супружеской неверности, пьянства. Что могло помешать Маше быть тем, чем она была? Что могло изменить Леона Тортшинера? Что могло удержать от отвратительных поступков евреев, работавших в ГПУ, капо в лагерях, воров, спекулянтов и доносчиков? Что могло помешать Герману все глубже утопать в его болоте? Не философия, не Беркли, Хьюм, Спиноза, не Лейбниц, Гегель, Шопенгауэр, Ницше и Гуссерль. Все они проповедовали некую мораль, но она не могла помочь противостоять искушению. Можно одновременно быть спинозистом и нацистом; можно быть знатоком гегелевой феноменологии и все-таки сталинистом; можно верить в монады, в дух времени, в слепую волю, в европейскую культуру и все равно совершать преступления.