Исаак Зингер - Враги, История любви

Американские миллионеры наняли воров, и они ограбили человека, который сидит перед вами. Они охотились за одним аппаратом, который я собственноручно собирал на протяжение многих лет. Если бы я создал этот аппарат - а мне оставалось сделать всего только шаг - то американские нефтяные концерны обанкротились бы. Но они не могли воспользоваться аппаратом и химикалиями к нему без моей помощи. Концерны предлагали мне отступные. У меня были трудности с получением гражданства, и я уверен, что они ждали подходящего момента, чтобы нарушить мои гражданские права. Можно десять раз на дню плевать в лицо дяде Сэму, и он будет ухмыляться в ответ на все это пустяки. Но когда пытается пощупать его ценные бумаги, он превращается в тигра.

О чем я? Ах, да, об Америке. Что Маша делала бы в Палестина?

Она оказалась бы в лагере для беженцев, который был бы немногим лучше, чем немецкий. Ее мать больна, в том климате она не протянула бы долго. Я не хочу строить из себя святого. Незадолго да того, как мы прибыли сюда, у меня была связь с другой женщиной. Она хотела, чтобы я развелся с Машей. Она была американка, вдова миллионера, и она была готова оборудовать для меня лабораторию, чтобы я мог работать независимо от университетов. Но я как-то еще не был готов к разводу. Все должно вызреть, даже рак. Конечно, я больше не верил Маше, и действительно, едва здесь мы встали на ноги, как она снова начала свои старые штуки. Но оказывается, можно жить вместе и без доверия. Однажды я встретил старого школьного товарища, который признался мне, что его жена спит с другими мужчинами. Когда, я спросил его, почему он терпит это, он ответил: "Можно преодолеть и ревность". Можно преодолеть все, только не смерть.

Как насчет еще одной чашки кофе? Нет? Да, преодолеть можно все. Я не знаю точно, как она с вами познакомилась, да это мне и безразлично. Какое это имеет значение? Я вас не упрекаю. Вы мне не обещали, что будете лояльным, а кроме Того, мы берем в этом мире то, что можем взять. Я беру у вас, а вы берете у меня. Я знаю наверняка, что здесь, в Америке, у нее до вас был еще кто-то, потому что я встречался с ним, и он не делал из этого тайны. Познакомившись с вами, она стала просить меня о разводе, но я не чувствовал, что чем-то обязан ей, потому что она разрушила мою жизнь. Она без проблем могла бы получить развод по гражданскому законодательству - мы уже некоторое время не живом вместе. Но никто но заставит меня согласиться на еврейский развод - даже величайший из раввинов. Это ее вина, что у меня до сих пор нет работы. Когда наш брак рухнул, я пытался продолжать научную работу, но я был в очень плохом состоянии и не мог сосредоточиться на серьезной работе. Я начал ненавидеть ее, хотя ненависть мне не свойственна. Я говорю с вами как друг и желаю вам только добра. Мысль моя очень проста: не вы, так кто-то другой. Если бы я был настолько виноват, как это хотела бы представить Маша, стала бы ее мать посылать мне поздравительную открытку на Рош Гашана?

А теперь перехожу к делу. Несколько недель назад Маша позвонила мне и попросила о встрече. "Что случилось?", - спросил я. Она ходила вокруг да около, пока я на сказал, что жду ее. Она пришла на взводе, fit to kill, как говорят здесь в Америке. Я уже знал о вас, но она начала рассказывать мне все заново, так, как будто эта вчера случилось. Во всех подробностях. Она в вас влюблена; она беременна. Она хочет ребенка. Она ищет рабби для бракосочетания - ради своей матери. "С каких это пор ты стала заботиться о своей матери?" - спросил я ее. Я был в отвратительном настроении. Она села и забросила ногу на ногу, как актриса, позирующая для фотографа. Я сказал ей: "Ты вела себя как проститутка, еще когда мы были вместе, теперь плати за это". Она почти не возражала. "Мы все еще муж и жена", - сказала она. "Я думаю, нам можно". Я до сих пор не знаю, почему сделал это. Из тщеславия. наверное. Потом я встретил рабби Ламперта, и он рассказал мне о вас, о вашей учености, о вашем многолетнем пребывании на том чердаке, и мне все стало ясно, до боли ясно. Я понял, что она поймала вас в свои сети точно так же, как меня. Почему ее тянет к интеллектуалам - это был бы неплохой вопрос. Хотя она связывалась и с вышибалами.

Вот, коротко говоря, все. Я долго не решался рассказать это вам. Я пришел к выводу, что обязан предупредить вас. Надеюсь со крайней мере, что ребенок ваш. Похоже на то, что она вас действительно любит, но с таким человеком, как она, никогда нельзя знать наверняка".

"Я не женюсь ней", - сказал Герман. Он говорил так тихо, что Леон Тортшинер должен был приложить ладонь к уху.