Исаак Зингер - Враги, История любви

"Почему ты так долго ехал? Ну ладно, я все-таки помолюсь."Она надела очки, опустилась на стул, и ее бледные губи зашевелились.

Герман осторожно открыл дверь в спальню. Маша спала в кровати, в которой обычно спала Шифра Пуа. Она была бледной, но выглядела неплохо. Он долго смотрел на нее. На него нахлынули любовь и стыд. "Что я могу сделать? Как я могу загладить всю ту боль, что я причинил ей?" Он закрыл дверь и пошел в свою комнату. Через наполовину замерзшее окно он видел дерево во дворе, еще недавно покрытое зелеными листьями. Теперь на дереве лежал снег и висели сосульки. Толстый голубовато-белый покров лежал на куче металлолома и на металлическое заборе. Снег покрывал мусор, выброшенный людьми.

Герман лег на кровать и заснул. Когда он открыл глаза, был вечер, перед ним стояла Шифра Пуа и будила его.

"Герман, Герман, Маша проснулась. Пойди и посмотри на нее".

Прошло несколько секунд. прежде чем он понял, где он, и вспомнил, что случилось.

В спальной горела одна лампа. Маша лежала в той же позе, что прежде, только теперь у нее были открыты глаза. Она посмотрела на Германа и ничего не сказала.

"Как ты себя чувствуешь?", - спросил он.

"У меня больше нет чувств".

3.

Снова шел снег. Ядвига приготовила обед из одного блюда, как это делали в Живкове - смесь перловой крупы, фасоли, сушеных грибов и картошки, посыпанная красным перцем и петрушкой. Радио передавала песню из оперетты на идиш, которую Ядвига принимала за религиозное песнопение. Попугаи реагировали на музыку на свой лад. Они кричали, свистели, летали по комнате. Ядвига закрыла кастрюли крышками, чтобы попугаи - Боне упаси! - не свалились туда.

В разгар работы на Германа обрушилась усталость. Он отложил ручку, откинул голову на спинку кресла и попытался немного вздремнуть. В Бронксе Маша еще не ходила на работу - она была слишком слабой. Она впала в апатию. Если он что-то говорил ей, она отвечала ему коротко и деловито, но так, что дальнейший разговор был невозможен. Шифра Пуа молилась целыми днями, словно Маша по-прежнему была тяжело больна. Герман знал, что ее денег, если не добавлять к ним Машину зарплату, не хватит даже на самое необходимое для жизни, но и у него тоже не было сбережений. Маша назвала ему название кредитной конторы, где он мог взять сто долларов под высокие проценты, но на сколько хватит этих денег? Кроме того, в этом случае ему понадобится подпись поручителя.

Из кухни вышла Ядвига. "Герман, обед готов".

"Я тоже готов - материально, физически, духовно".

"Говори так, чтобы я понимала тебя".

"Я думал, ты хочешь, чтобы я говорил с тобой на идиш".

"Говори так, как говорила твоя мать".

"Я не могу говорить как моя мать. Она была верующая, а я даже не атеист".

"Я не понимаю, что за вздор ты несешь. Иди есть. Я сделала обед как в Живкове".

Герман собрался идти, как вдруг позвонили в дверь.

"Видно, к тебе пришла одна из твоих дам - поучить тебя", - сказал Герман.

Ядвига пошла открывать. Герман перечеркнул последнюю написанную им страницу и пробормотал:"Что ж, рабби Ламперт, миру придется смириться с проповедью покороче".Внезапно он услышал приглушенный крик: Ядвига вбежала в комнату и захлопнула за собой дверь. Ее лицо было белым, а глаза обращены вверх. Она дрожала и изо всех сил держала дверную ручку, как будто кто-то рвался в комнату с той стороны."Погром?", - пронзило Германа."Кто это?" спросил он.

"Не ходи! Не ходи! О Боже!" На губах у Ядвиги появилась слюна. Она попыталась преградить ему путь. Ее лицо исказилось. Герман глянул в окно. Из этой комнаты до пожарной лестницы не доберешься. Он шагнул Ядвиге, и она схватила его за руки. В этот момент дверь распахнулась, и Герман увидел Тамару в потертой шубе, шляпе и сапогах. Он сразу понял.

"Прекрати дрожать, идиотка!", - крикнул он Ядвиге. "Она живая!"

"Йезус, Мария!" Голова Ядвиги тряслась. Она изо всех сил прижалась к Герману и чуть не свалила его.

"Я не думала, что она меня узнает", - сказала Тамара.

"Она живая! Она живая! Она не мертвая!", - прорычал Герман Ядвиге и начал бороться с ней, желая успокоить ее и оторвать от себя. Она плакала и прижималась к нему. Ее плач звучал как вой зверя.

Тамара отступила на шаг. "Мне и в голову не приходило, что она может узнать меня. Меня и родная мать не узнала бы. Успокойся, Ядзя", - сказала она по-польски."Я не мертвая, и я пришла не за тем, чтобы как привидение нагонять на тебя ужас".

"О, Божинька!"

И Ядвига обеими кулажами ударила себя по голове. Герман сказал Тамаре: "3ачем ты это сделала? Она могла умереть от страха"