Эптон Синклер - Широки врата

Так много восхитительных дорог и красивых мест были за пределами Парижа, на севере, юге, востоке и западе. Так много удобных мест, где можно пообедать, и древних и малоизвестных старых гостиниц, где пары, имеющие неофициальный медовый месяц, могли бы остаться на ночь без вопросов. «О, Ланни!» — часто восклицала она. — «Ты тратишь так много денег!» На что он ответил: «Я никогда не жил так экономно с тех пор, как родился».

Они читали газеты и слушали радио в машине, и большинство их мыслей было о черной тени смерти и разрушения, которая ползла над всей Испанией. Они были удрученны зрелищем бесполезности и лицемерия, демонстрируемым Комитетом по невмешательству в Лондоне и делегатами Лиги Наций в Женеве. Они посетили массовый митинг, созванный парижскими профсоюзами в огромном Луна-парке. Они сидели отдельно друг от друга, слушая Леона Блюма, защищавшего свою политику, а большая часть аудитории скандировала: «Des avions pour l’Espagne!». Они ушли уверенными, что этот крик не будет услышан. Но почему-то их горечь было легче переносить, когда они рассказывали об этом друг другу. Разделённая обида уменьшается гораздо больше, чем наполовину. Ланни сказал: «Ты не можешь быть на самом деле несчастной, когда у тебя есть любовь».

Сразу совесть Труди заговорила в ней. — «О, Ланни, мы должны быть несчастными!»

«Будь, если сможешь!» — ответил он. И она изо всех сил старалась, но не всегда успешно. Человек, которому удалось найти счастье в четырех любовных связях в течение двух полных десятилетий страданий Европы, заверил ее, что это тоже искусство, которому надо учиться. Когда он держал ее в своих руках, он бы сказал: «Природа делает это совершенно ясно, когда она хочет, чтобы мы занимались этим, даже в военное время».

Мистер и миссис Дингл, вернувшись из Нью-Йорка, остановились в Париже на своем пути в Бьенвеню, и Бьюти попросила, чтобы Ланни отвёз их туда. Но он сказал, что обещал взять Альфи и его друга в Мадрид. Это сулило быть опасным, и мать пыталась его отговорить, но не смогла это сделать. Он не был уверен, что он вернется в Бьенвеню этой зимой, Бьюти стала подозрительной, и залучив его в свою комнату, спросила: «Это, что немка, Ланни?»

Он не думал, что стоит лгать ей. Это было бы жестоко, потому что она будет продолжать охоту на подходящих молодых дам. Он ответил: «Это очень большой секрет, старушка, и ты не должна заикаться о нём ни одной живой душе. На это есть масса причин».

— О, Ланни! Какие ужасные вещи ты делаешь?

— Все в порядке с тех пор, как мы не общались. Все, что тебе нужно сделать, это сказать, что я тружусь в поте лица по продаже картин, и отложил создание своего гнезда до старости.

— Скажи мне правду, дорогой, ты счастлив с этой женщиной?

— Счастливее, чем я когда-либо был, с тех пор как умерла Мари.

Для Бьюти Бэдд это оправдывало всё. Любовь была создана для счастья, а люди были созданы для любви. «Она хорошая женщина?» — спросила она. А своенравный сын ответил: «Такая хорошая, что делается страшно. Иногда я не понимаю, как я могу жить на таком высоком моральном уровне».

Он ухмыльнулся, но его мать приняла всё всерьез. «Я знаю, как это», — призналась она. — «У меня всегда были самые преданные мужья, и иногда я чувствую то же самое!»

Она привезла с собой мадам Зыжински, которая должна была провести месяц или два в Балэнкуре. Бьюти собиралась позвонить туда и сказать им, чтобы они приехали за ней. Тогда Ланни сказал: «Я проведу с ней сеанс, а потом сам доставлю ее». Он отвёз медиума на Левый берег, поселил ее в маленькой гостинице, с экземпляром журнала Смех, чтобы развлечь ее. Затем он отправился в студию Труди и сказал ей: «Мадам здесь за углом, готова к сеансу».

Труди опешила и была даже в шоке. — «Ланни, ты действительно думаешь, что я должен сделать это? Я пыталась не думать о Люди».

— Я знаю, но он находится в твоём подсознании, а если ты получишь сообщение от него, то, конечно, ты не будешь думать, что он жив. Кроме того, там могут появиться другие духи. И монах, или твой двоюродный дед Вильгельм, если он у тебя есть, или, возможно, Текумсе покажет тебе несколько индейских воинственных кличей. Устрашающие звуки.

Труди сняла рабочий халат, надела платье и шляпу и отправилась пешком к ближайшей гостинице, а Ланни устроился в своем припаркованном автомобиле и читал Ле Попюлер . Самая странная газета в мире, подумал он. Лонге основал её во время мировой войны и потратил на её создание свое состояние. Затем Блюм стал совместным редактором и напористостью и политическим мастерством стал доминирующим фактором. В этом испанском кризисе они демонстрировали свое несогласие друг с другом. Каждый редактор должен был озвучить свои убеждения. На ежедневных совещаниях редакции всё напоминало десяток духовых оркестров, каждый из которых играет свою мелодию. В одной колонке премьер Французской Республики пояснил, что la chère Marianne должна навести в своём собственном дом порядок, и если она сделает так, то будет неприступна для любого нападения. В следующей колонке редактор иностранных дел заявлял, что просчеты управления государством, совершенные в настоящее время его коллегами, будут фатальными для республиканских учреждений не только в Испании, но и во Франции и других странах Европы. Проявление свободы дискуссии достойно восхищения. Но это казалось Ланни спорами среди членов экипажа судна, в то время как корабль направлялся на скалы.