Елена Стефанович - Дурдом

Было, как всегда, застолье с обильной выпивкой, закуской, с пьяными песнями и гиканьем. Ребятишкам тоже поднесли по рюмочке красненького "для аппетита", и вскоре младший братишка, Юлька, благополучно спал, завалившись на кровать Лены.

В доме звучали разухабистые песни, топот — это отец с теткой выплясывали русского. Она вышла на улицу. На землю уже опустилась ночь, полная запахов тающего снега, оживающей земли, прелых прошлогодних листьев. Лена посидела на завалинке, потом подошла к Мухтару, погладила его, и благодарный пес кинулся лизать ей руки.

Но Лена смертельно устала, ей пора было спать, завтра с утра — в школу. И тут она вспомнила, что во флигеле стоит кровать, там есть и матрас, и теплое одеяло и там должно быть не очень холодно, потому что мама топила утром, готовила угощенье для застолья. И она направилась в эту бревенчатую избушку.

Скинув курточку и сапоги, она нырнула под толстое ватное одеяло и блаженно зажмурилась. Наконец-то можно будет отдохнуть!

И тут скрипнула входная дверь, в проеме возникла высокая плотная фигура. Кто-то стоял, всматриваясь в темноту и сдерживая шумное дыхание.

— Кто тут? — спросила Лена. Она не боялась, знала, что Мухтар никого из посторонних к флигелю не пропустит. А тут он даже не тявкнул — значит, кто-то из своих.

— Это я… Виталий, — проговорил старший двоюродный брат, восемнадцатилетний парень, вымахавший уже с дюжего, видавшего виды мужика. Он шагнул к кровати. Предчувствуя неладное, Лена попыталась было вскочить, но он, наваливаясь на нее всей тяжестью своего плотного тела, зажимая ей ладонью рот, исступленно шептал: "Молчи, молчи, молчи… Я давно тебя люблю, только молчи".

Что и как происходило дальше, она вспоминала потом с трудом. Помнила, как отпинывалась и кусалась, с ненавистью царапала потное толстое лицо, но справиться с насильником не могла.

Он овладел ею в пыльной, серой темноте нежилого помещения, на постели, пропахшей мышами и плесенью.

Она не произнесла ни звука. Страшнее, чем само насилие, ей казалось то, что об этом узнают все, кто был в этот день в их доме. Сама мысль о том, что кто-то сможет хотя бы предположить, что произошло, повергла ее в ужас. Лена никому ни о чем не сказала.

Да, Лена могла утром, даже ночью, сразу после случившегося, пойти и обо всем рассказать отцу. Но она просто уверена была, знала, что он не только Виталия бы убил, но и всех его ближайших родственничков — в гневе он терял разум. А разве она хотела этого? Да ведь ничего и не вернешь теперь, ничего не изменишь.

Именно с тех пор в ее сознании слово "любовь" стало ассоциироваться со словами "грязь", "насилие", "предательство"… Она понимала умозрительно, что, наверное, это все же не совсем так. Ведь как-то живут рядом миллионы и миллионы мужчин и женщин, но возможности убедиться в обратном не было. Вернее, она старательно избегала таких возможностей. И вот теперь — Сергей…

К этому умному, доброму, веселому парню у нее возникло и крепло с течением времени самое нежное, самое светлое чувство. Но как только в памяти всплывало похотливое лицо, трясущиеся потные руки двоюродного братца, когда он утром стоял перед ней на коленях и просил, умолял "никому ничего не говорить", она сразу ощущала себя безвозвратно потерянным, падшим существом.

На одном из обходов к Лене подошла Ликуева. Нечистое любопытство отсвечивало в ее масляно блестевших глазах:

— Леночка, кто такой Сергей Кошкин?

— Заведующий отделом в молодежке.

— Кто он тебе? Какие у вас с ним отношения?

Лена растерялась.

— Какие еще "отношения"?

— Ты жила с ним половой жизнью?

Господи, да она совсем дура! Лена даже с некоторым интересом, не находя слов, всматривалась в лицо Ликуевой.

— А почему вас это интересует?

— Видишь ли, Леночка, он приходил сегодня снова ко мне на беседу, настаивал на твоей выписке, говорил, что любит тебя…

— И — что?

— Ну, Леночка, ты же умница… Я объяснила ему, что ты — человек все-таки больной, что детей тебе иметь не рекомендуется. И что вообще замужество может вызвать обострение болезни…

— Какой болезни? О какой болезни вы мне все толкуете?! Объясните мне, пожалуйста, чем я больна.

— Неужели, Лена, ты думаешь, что мы тебя совершенно напрасно держим в стационаре?

— Думаю! Уверена!

— А знаешь, это — один из признаков твоего заболевания. Вот когда поймешь, что зря здесь никого никто не держит, тогда поговорим о твоей дальнейшей жизни.

И снова вокруг — пустота… И никакой надежды. Как праздника Лена каждый день ждала появления Феи.