Эрскин Колдуэлл - Дженни. Ближе к дому

— Мэйбл! — позвал он громко, вовсю громыхая дверной ручкой. — Вы же знаете, кто я такой! Я Туземец Ханникат! Не могли же вы меня забыть!

Он перестал греметь ручкой и внимательно прислушался, но из дома не доносилось ни звука. После этого ему оставалось только беспомощно стоять перед дверью и придумывать какой-нибудь другой способ попасть в дом.

Шторы на окнах были спущены, и не представлялось никакой возможности заглянуть в комнаты. Он подумывал, уж не обойти ли кругом, к фасаду, выходящему на улицу, может быть Мэйбл отопрет парадную дверь, но тут же решил, что это только отнимет время. Он упрекал себя за то, что мало поговорил с ней, не сказал еще чего-нибудь, пока была возможность, пока она еще не захлопнула перед ним дверь и не заперла ее, но он понимал, что теперь слишком поздно придумывать такое, что хоть сколько-нибудь помогло бы делу. Кроме того, он пришел к Мэйбл совершенно уверенный в том, что она сама будет говорить все время, и приготовился выслушать всю брань и все наставления с ее стороны, лишь бы только войти в дом и съесть приготовленный ею обед.

На крыльце становилось все холоднее, и он дрожал, засовывая руки поглубже в карманы, чтобы согреться. Когда порывы ветра проносились над крышей, а потом по крыльцу, он чуял уютный запах дыма и по этому запаху понял, что в гостиной у Мэйбл жарко полыхает камин.

И тут он услышал, что в доме торопливо передвигают стулья и со стуком захлопывают ящики комода, и снова начал изо всех сил стучать в дверь. Скоро, заглушая этот шум, послышался громкий стук посуды, второпях составленной в кухонную мойку. К этому времени у него заболели костяшки пальцев на правой руке, и он начал стучать левой.

После всего этого прошло едва несколько минут, как Мэйбл отперла дверь и распахнула ее настежь. На сей раз она уже не выглядела встревоженной и растерянной, а, напротив, была спокойна и безмятежно улыбалась. Она сняла выцветший халат и надела одно из своих новых платьев с цветочками. Волосы были наскоро причесаны и подвязаны розовой ленточкой. На лице у нее оставались пятнышки пудры, которую она не успела стереть как следует.

— Мое почтение, Мэйбл, — сказал он живо. — Я уж боялся, что вы меня сперва не узнали. Думал, что вы поэтому заперли дверь и не хотели меня пускать.

Она смотрела на него, помаргивая глазами.

— Ну и ну, Туземец Ханникат, а знаешь ли ты, что мне следовало бы сделать?

— Что?

— Взяться хорошенько да и ругать тебя целый век на чем свет стоит за то, что ты приходишь вот так, стучишься ко мне в дверь и застаешь меня врасплох. Я была поражена, как никогда в жизни. Если тебе показалось, что вид у меня немножко удивленный, так именно поэтому.

Мэйбл говорила с ним, и в ее голосе не слышалось ни малейшего гнева. Глаза у нее все так же моргали, и она даже приятно улыбалась ему.

— Ничего не имею против, если побранят немножко, — сказал он. — Я вроде как бы ожидал…

— Я просто никому на свете не решилась бы показаться в этом старом, замурзанном халате. Я иной раз его надеваю на время уборки или пыль стереть, чтобы не пачкать хорошее платье. Ты, должно быть, подумал, что я выгляжу просто ужасно, когда я открыла тебе дверь в первый раз. Страх как обидно, что ты видел меня такой неряхой и растрепой. Мужчина должен отнестись снисходительно, если застанет иной раз женщину в неприбранном виде. Могу только надеяться, что ты не думаешь, будто я всегда такая хожу.

С широкой улыбкой, расплывшейся во все лицо, Туземец осторожно шагнул вперед.

— Ты, верно, хочешь узнать, где твой узел с платьем, что ты оставил, и то самое ружье и удочка? — спросила она, все еще держа дверь распахнутой настежь. — Я знала, что ты беспокоишься насчет этих вещей. Что ж, сказать тебе по правде, я их не выкинула на улицу, как обещала. Так я до них и не добралась, не знаю уж почему. Это на меня похоже. Во всяком случае, все твои вещи тут, в доме, лежат там же, где ты их оставил. Все в целости и сохранности.

Она вдруг остановилась, озабоченно хмурясь.

— Ну, в чем теперь дело? — встревоженно спросил он.

— Не знаю, что со мной такое. О чем я только думаю. Ты весь дрожишь от холода. Нельзя тебе стоять здесь в такую погоду — еще простудишься насмерть, схватишь воспаление легких. Сию минуту ступай в комнату и грейся у камина! Я только что подложила дров в огонь. Тебе теперь будет тепло и уютно. Входи в дом.

Он живо протиснулся бочком в прихожую.

— Ты, верно, подумал, что я уж совсем негостеприимная, — сказала она, закрывая дверь.