Генри Лоусон - Рассказы

Это место все еще называлось Золотым оврагом, но золотым оно было только по имени, разве что желтые кучи оставшейся после промывки земли и цветущая акация на склоне холма давали ему право на такое наименование. Но золото ушло из долины, ушли и золотоискатели, по примеру друзей Тимона, [1]когда тот лишился своего богатства. Золотой овраг был мрачным местом, мрачным даже для покинутого прииска. Казалось, бедная, истерзанная земля, обнажая свои раны, обращается к обступившим ее зарослям с призывом подойти и укрыть ее, и, словно в ответ на призыв, кусты и молодые деревца все ближе подступали к ней от подножия горного кряжа. Заросли требовали назад свою собственность.

Два темных, хмурых холма по обеим сторонам оврага были сверху донизу одеты темным кустарником и корявыми самшитовыми деревьями, но над самыми верхними шахтами тянулась полоса акаций в цвету.

Вершина западного холма напоминала седло, и на том месте, которое соответствовало луке седла, три высоких сосны поднимались над эвкалиптовым кустарником. Желтые лучи заходящего солнца падали на эти, видимые за много миль, одинокие деревья задолго до той поры, когда белый человек перевалил через горную цепь.

Основным мотивом пейзажа была мучительная настороженность, словно все здесь прислушивалось к звукам былой жизни, к звукам, ушедшим и оставившим за собой пустоту, которую подчеркивали следы этой жизни. Основная армия старателей хлынула к новым приискам, бросив позади отставших и дезертиров. Это были люди слишком бедные, чтобы перетаскивать свои семьи, люди старые и слабые и люди, потерявшие веру в удачу. Никем не замеченные, они отстали от остальных и поселились среди покинутых заявок, ухитряясь кое-как наскрести себе на жизнь. Маленькое население Золотого оврага состояло из старателей-неудачников, живших на расчищенной равнине, которая по одну сторону оврага называлась Спенсер Флэт, а по другую — Паундинг Флэт, но их призрачное существование никак не оживляло местности. Постороннему человеку эти места могли показаться совершенно безлюдными, пока он не наткнулся бы на куртку и котелок в тени деревцев среди ям и не услышал бы стука кирки в неглубоком шурфе, где какой-то горемыка выбирал жалкие остатки золотоносной породы.

Однажды, незадолго до рождества, над старым, довольно глубоким шурфом на дне оврага был водружен ворот. На другое утро на поверхности около шурфа лежала бадья, привязанная веревкой к вороту, а рядом с ней на чисто выметенном местечке возвышался холмик холодной, мокрой золотоносной породы.

Росшие поблизости деревца бросали тень на этот холмик, и здесь в тени сидел на старой куртке мальчуган лет двенадцати и что-то писал на грифельной доске.

У него были светлые волосы, голубые глаза и худенькое старообразное лицо — лицо, которое останется почти таким же, когда он будет взрослым. Костюм его состоял из молескиновых штанов, полотняной рубахи и подтяжек с одной лямкой. Доску он держал крепко, вдавливая ее углом себе в живот; голова его так низко свесилась набок, что растрепанные волосы почти касались доски. Он старательно переписывал верхнюю строку, скосив на нее глаза и каждый раз меняя орфографию. По-видимому, немалую помощь в этой трудной работе оказывал ему язык, высунувшийся из уголка рта и время от времени производивший кругообразные движения, после которых на лице оставался чистенький кружок. Покрытые глиной пальцы на ногах также принимали участие в его усилиях и энергично шевелились, немало способствуя этим успеху дела. Иногда он прерывал работу, чтобы вытереть губы тыльной стороной маленькой смуглой руки.

«Островок» Мэсон, или «Товарищ отца», как его прозвали, был любимцем старателей еще с той поры, когда имел обыкновение удирать по утрам из дому и бегать по холодку в одной рубашонке. Долговязый Боб Саукинс частенько рассказывал о том, как Островок отправился однажды утром бегать по высокой росистой траве и вернулся домой в чем мать родила, объявив, что потерял рубашку.

Впоследствии, когда все золотоискатели ушли с прииска, а мать Островка умерла, мальчика, загорелого, голоногого, часто видели с киркой, лопатой и тазом для промывки, диаметр которого равнялся двум третям его роста, — он занимался «разведкой» и «раскопками» среди старых холмиков золотоносной породы. Долговязый Боб был закадычным другом Островка и частенько советовал ему, где «поискать золотишко», смущенно оправдывая свои долгие беседы с ребенком тем, что «занятно бывает расшевелить мальчугана».