Генри Лоусон - Рассказы

Следующую банку он поднес поближе к огню и часто заморгал:

— Ну и дьявол! Он, кажется, прислал три банки плюм-пудинга. Ладно уж, придется, видно, и нам угоститься. И повезло же тебе, Джек!

На четвертую банку он смотрел еще дольше. Затем снова проверил этикетки на первых трех, — дескать, не ошибся ли?

В письме умалчивается, как он сам при этом выразился, более же выдержанный товарищ высказал предположение, что хозяин магазина ошибся и послал им полдюжины банок. Однако, когда на свет появилась седьмая, в ход пошли слова, которые даже нельзя было бы написать на бумажке для судьи при даче свидетельских показаний. Лавочник послал им целый ящик консервированного плюм-пудинга! Сам он к тому времени тоже, по всей вероятности, ломал голову, куда делся этот проклятый ящик.

А тут еще кенгуру куда-то исчезли, и, по словам моего друга, ему с товарищами в течение целых двух недель пришлось питаться исключительно консервированным плюм-пудингом. Они пробовали есть его холодным, пробовали вареным, пробовали печеным. Они ели его жареным и в виде сухариков. Они ели его на завтрак, на обед и с чаем. Им больше не о чем было говорить, не о чем думать, не о чем спорить, не из-за чего ссориться. По словам моего друга, они каждую ночь видели его во сне. Дело принимало серьезный оборот — пудинг кошмарами душил их ночью и наполнял ужасом дни.

Они пробовали есть его с солью. Они выковыривали из него, сколько могли, изюминок и потом кипятили с соленым мясом кенгуру. Они пробовали делать из него пирог с мясной начинкой, но пирог не получался, тесто было слишком жирным и сладким.

Мой друг предпринял ряд экспериментов с целью найти простейший способ, как разложить плюм-пудинг на составные части, но тут как раз подоспели свежие припасы. Он говорит, что никогда ни к чему в жизни не чувствовал такого отвращения, а в его жизни было немало такого, что могло бы вызвать отвращение.

Их повар жив и поныне. Но сам говорит, что больше никогда не возьмет в рот плюм-пудинга. Он излечился. Пусть даже пудинг будет приготовлен его невестой, он все равно к нему не притронется.

Рождество на приисках — в последнюю вспышку золотой лихорадки, в дни расцвета Гульгонга, в счастливые дни… Постойте, когда же это было? Почти тридцать лет тому назад! Как летит время!

Дед Мороз свежий, моложавый, веселый; Дед Мороз светлый блондин; Дед Мороз брюнет; Дед Мороз с ирландским акцентом; Дед Мороз, говорящий на ломаном английском языке; Дед Мороз китаец (Сун Тон-ли и Кº — винобакалейная торговля) с мешком, полным каких-то необыкновенно вкусных, тающих во рту конфет, замысловатых игрушек и китайских кукол на радость детям.

Золотоискатели, которым привалило счастье! Если бы их не удерживать, они клали бы фунты стерлингов, самородки, дорогие медальоны и вообще бог весть что в чулочки, которые дети развешивают в сочельник для подарков от Деда Мороза. Дед Мороз в грубошерстной рубашке и заляпанных глиной молескиновых штанах. Старатели, накупавшие для раздачи ребятишкам горы леденцов, — бери, сколько унесешь.

Золотоискатели, платившие гинею, а то и больше за игрушку ребенку, только потому, что он чем-то напомнил того, другого ребенка, оставленного дома. Золотоискатели, которые сзывали детей с целой улицы в магазин, швыряли на прилавок ассигнацию в пять фунтов стерлингов и говорили ребятишкам — требуйте, что только душе угодно… Которые усаживали на прилавок в ряд целый выводок ребят из бедной семьи, приказывали подать ящик детской обуви — самой лучшей — и начинали заботливо и любовно примерять, то и дело осведомляясь — не жмет ли?.. Которые ставили на прилавок девочек и мальчиков и требовали самые дорогие платьица, самые лучшие и модные матросские костюмчики, самые яркие ленты… а товары привозились издалека на волах и стоили недешево. Чувствительные старатели — большинству из них ничего не стоило расчувствоваться, — бросавшие самородки певичкам или вдруг совавшие какому-нибудь мальчику или девочке пакет с наставлением передать его старшей сестре (или, быть может, молоденькой матери), с которой сам он никогда и не разговаривал и которую только боготворил издали. А старшая сестра — или молоденькая мать, — открыв пакет, находила в нем драгоценную безделушку или дорогую нарядную вещь и недоумевала, кто же мог это послать?

Ах, эта неуемная щедрость опьяненных удачей золотоискателей тех дней! И безрассудная щедрость гуляк: «Мы думали, что этому не будет конца!»