Петер Хандке - Страх вратаря перед одиннадцатиметровым

После того как девочке сунули в руки какие-то игрушки — вначале она их еще роняла, — она мало-помалу успокоилась. Блох видел, как официантка, со сложенной горстью рукой, вышла из спальни и бросила мух в помойное ведро. Он тут ни при чем, сказал Блох. Он увидел, как на улице перед соседним домом остановился фургон булочника и водитель положил два хлеба на ступеньки, снизу — черный, сверху — белый. Арендаторша послала девочку к водителю; Блох слышал, как официантка за стойкой ополаскивала руки водой; он все в чем-то оправдывается, заметила арендаторша. Разве? — спросил Блох. Тут в кухню вошла девочка с двумя хлебами. Он увидел также официантку, как она, вытирая руки о фартук, направлялась к посетителю. Что будете пить? Кто? Пока ничего, последовал ответ. Девочка уже прикрыла дверь в зал.

— Теперь мы одни, — сказала Херта.

Блох посмотрел на девочку — стоя у окна, она смотрела на соседний дом.

— Она не в счет, — сказала арендаторша.

Блох принял ее слова за вступление, она собирается ему что-то сказать, но потом понял, она имела в виду, что он может начать говорить. Блоху ничего не пришло в голову. Он сказал какую-то похабщину. Она тотчас услала девочку. Он положил руку рядом с ней. Она тихонько его отругала. Он грубо схватил ее за плечо, но тут же отпустил. На улице Блох встретил девочку, она соломинкой выковыривала штукатурку из стены дома.

Он заглянул в раскрытое окно соседнего дома. На катафалке он увидел покойника; рядом уже стоял гроб. В углу на табуретке сидела женщина и макала хлеб в кружку с сидром; на скамье позади стола лежал на спине молодой парень и спал; на животе у него лежала кошка.

Входя в дом, Блох в сенях чуть не упал, споткнувшись о полено. Крестьянка подошла к двери, он вошел и стал с ней беседовать. Парень приподнялся, но в разговор не вступал; кошка выскочила на улицу.

— Ему пришлось всю ночь просидеть возле покойника! — сказала крестьянка. Утром она нашла парня порядком подвыпившим.

Она повернулась к покойнику и прочла молитву. Попутно поменяла воду для цветов.

— Все это произошло так быстро, — сказала она, — мы разбудили мальчика, чтоб он скорей бежал в город. Но он даже не сумел объяснить священнику, что случилось, и в колокол не звонили.

Блох заметил, что в доме уже топят, потому что вскоре после его прихода в печке обрушились дрова.

— Принеси-ка еще дров! — сказала крестьянка.

Парень вернулся с несколькими поленьями, которые нес в руках; он бросил их возле печи, подняв пыль. Парень уселся за стол, а крестьянка подкинула в печь дрова.

— У нас ведь одного ребенка завалило тыквами, — сказала она.

Две старухи, проходя мимо окна, поздоровались; на подоконнике Блох заметил черную сумочку, ее только что купили, даже набитую туда бумагу еще не успели вытащить.

— Вдруг захрипел и умер, — сказала крестьянка.

Блоху отсюда видна была внутренность пивной; низко стоящее солнце светило так далеко, что вся нижняя часть помещения, особенно недавно натертые половицы, а также ножки стульев, столов, башмаки посетителей будто сами светились; на кухне Блох обнаружил сына землевладельца, прислонясь к дверному косяку и скрестив руки, тот что-то говорил арендаторше, по-видимому все еще сидевшей за столом. Чем ниже садилось солнце, тем глубже и отдаленнее казались эти картины Блоху. Он не мог отвести от них взгляда; лишь дети, носившиеся взад и вперед по улице, разрушили это впечатление. Потом в комнату вошел мальчик с букетиком цветов. Крестьянка сунула букет в стакан и поставила его в ногах катафалка. Мальчик не уходил. Немного погодя крестьянка дала ему монету, и мальчик ушел.

Блох услышал шум, словно под кем-то проломился пол. Но это всего-навсего опять в печке обрушились дрова. Лишь только Блох перестал разговаривать с крестьянкой, парень снова растянулся на лавке и уснул. Позднее пришли несколько женщин и принялись, перебирая четки, молиться. С аспидной доски перед продуктовой лавкой кто-то все стер и написал мелом: апельсины, карамель, сардины. В комнате тихо переговаривались, на улице кричали дети. В занавеске запуталась летучая мышь; парень, разбуженный поднявшимся криком, вскочил и кинулся ее ловить, но летучая мышь уже улетела.

Сумерки были такие, что никому не хотелось зажигать огня. Лишь пивная слабо освещалась включенным музыкальным автоматом; но пластинок никто не запускал. Рядом, в кухне, стало уже темно. Блоха пригласили ужинать, и он вместе с другими сел за стол.