Мишель Фейбер - Сто девяносто девять ступеней. Квинтет «Кураж»

Шейн пришла в аббатство почти к закрытию — последние посетители уже собирались на выход. Шейн заметила группу американских туристов, которые поглядывали на нее с искренней жалостью. Интересно, с чего бы? — размышляла она, направляясь к развалинам. И только потом до нее дошло: они, должно быть, решили, что она припозднившаяся туристка, и у нее есть минут пять, не больше, на осмотр всего этого древнего великолепия, пока сотрудники «Английского наследства» не попросят ее на выход.

Она прошла к бывшей ризнице и разыскала каменную плиту, которую ей показали Бобби с Джемаймой. Углубление в камне, отдаленно похожее по своей форме на лежащую человеческую фигуру, и вправду располагало к тому, чтобы в него улечься, несмотря даже на надпись «Я ТУТ БЫЛ» — желтым маркером по строгому серому камню. Завтра ее здесь не будет, конечно. Сотрудники «Английского наследства» очень следят за такими вещами.

Шейн огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что все туристы уже ушли, потом покрепче оперлась о землю здоровой ногой, сделала глубокий вдох и крутанулась на месте. Она решила, что трех раз будет мало, и надо бы прокружиться как минимум тридцать четыре, но она явно переоценила свои возможности, и уже после десятого раза у нее закружилась голова. Уже не различая, где земля, а где небо — все слилось в одном смазанном вихре, — Шейн улеглась в углубление в камне, так чтобы плечи и голова оказались на нужном месте, точно по форме выемки. Перед глазами все плыло. Башни аббатства еще долго качались в небе туда-сюда, словно гигантские корабли, вытесанные из камня, и, наконец, замерли неподвижно. Но женщина-призрак не прыгнула сверху. Она даже не появилась.

Шейн вскрикнула от неожиданности, когда к ее щеке вдруг прикоснулось что-то мокрое и шершавое — это Адриан лизал ей лицо. Ощущение малоприятное, надо сказать. Она собралась было его отругать, но его нелепое имя застряло у нее в горле.

— Знаешь, я тут подумала… Я буду звать тебя Ав, — сказала она, приподнимаясь на локте.

— Ав, — согласился он и подтолкнул ее носом, мол, хватит валяться, вставай.

В день, когда прибыли хорошие известия, Кэтрин провела первые несколько часов после пробуждения, обдумывая, не выпрыгнуть ли ей из окна своей квартиры. «Обдумывая», это, пожалуй, еще мягко сказано: она действительно открыла окно и села на подоконник, пытаясь понять, достаточно ли высоты в четыре этажа для того, чтобы разбиться насмерть. Ей не улыбалось провести остаток жизни в инвалидной коляске — она люто ненавидела больницы с присущей им специфической обстановкой, в которой постоянная суета удивительным образом сочетается с безысходной тоской. Лучше уж могила. Если бы у нее была возможность прыгнуть с высоты тысячи этажей навстречу мягкой, губчатой земле, так, чтобы уйти в нее сразу, и даже похорон бы не понадобилось!

— Хорошие новости, Кэт, — сообщил ее муж, не повышая голоса, из кабинета, где он разбирал утреннюю почту.

— Неужели? — отозвалась она, запахнув на груди халат, там, где ледяной ветер задувал в выемку между ее грудями.

— Мы едем в Мартинекерке на две недели.

Кэтрин посмотрела на землю далеко внизу. Стайка ярко одетых детишек резвилась на автостоянке. Она задумалась, почему они не в школе, а затем попыталась представить, какое впечатление произведет на них женщина, которая упадет откуда-то с неба прямо у них на глазах и лопнет, ударившись об асфальт, словно перезрелый фрукт.

От одной этой мысли она почувствовала, как какое-то загадочное природное соединение струйкой вливается в ее жилы, придавая ей намного больше бодрости, чем прописанные врачом антидепрессанты.

— Милый, это что, школьные каникулы? — крикнула она Роджеру, соскакивая с подоконника на покрытый ковром пол.

Пышный берберский ковер показался ее босым ступням пышущим жаром, словно его только что извлекли из сушилки. Сделав несколько шагов, она обнаружила, что у нее затекли бедра и по коже бегают мурашки.

— Каникулы? Не знаю, — ответил муж с ноткой раздражения, которая не стала Менее заметной оттого, что голос его звучал из-за стены приглушенно. — Мы будем там с шестого по двенадцатое июля.

Кэтрин похромала в сторону кабинета, ероша пальцами спутанные волосы.