Томас Гарди - Джуд неудачник [Литрес, Public Domain]

– Но ведь мы вступили в брачный союз…

– Что толку рассуждать о союзах, – запальчиво возразила Сусанна, – если они делают человека несчастным, хотя он не сознает за собою никакой вины!

– Но ты виновата уже тем, что не любишь меня.

– Нет, люблю… Но, мне кажется, это не меняет дела. Я считаю всякую совместную жизнь мужчины с женщиной прелюбодейством, при всяких условиях, даже легальных. Вот мой взгляд на супружеские отношения!.. Что-же, отпустишь ты меня, Ричард?

– Ты терзаешь меня, Сусанна.

– Почему мы не можем согласиться избавить себя друг от друга? Мы вступили в союз, и, понятно, мы-же вольны разрушить его – положим, не легально, – но хоть в нравственном смысле, и тем легче, что наш брак не усложнился детьми, с которыми пришлось-бы считаться. Потом мы могли-бы быть друзьями и встречаться без всяких упреков. О, Ричард, будь моим другом и пожалей меня! Мы можем оба умереть через несколько лет, – и кому какое дело, что ты избавил меня на остаток моей жизни от невыносимого стеснения? Я знаю, что ты считаешь меня эксцентричной, экзальтированной, словом, каким-то чудовищным существом. Пусть так. Но почему-же я должна страдать за те недостатки, с которыми родилась, раз они не вредят другим?

– Нет вредят – вредят мне! Ты дала клятву любить меня.

– Совершенно верно, и в этом моя вина. Я всегда виновата!

– Ты думаешь, кончив совместную жизнь со мною, жить одиноко?

– Пожалуй – да, если ты настаиваешь на этом. Но я намеревалась жить с Джудом.

– В качестве его жены?

– Уж это как мне заблагоразсудится.

Филлотсона передернуло.

Сусанна продолжала:

– Позволь напомнить тебе авторитетные слова Дж. Ст. Милля, которыми я руководствуюсь…

– Какое мне дело до твоего Милля! – простонал Филлотсон. – Я желаю только жить спокойно. Помнишь высказанную мною догадку, что ты любила и любишь Джуда Фолэ!

– Можешь продолжать свои догадки сколько угодно, раз ты уже начал, но неужели ты воображаешь, что еслиб я была с ним в интимных отношениях, то стала-бы просить тебя отпустить меня жить к нему?

Звон школьного колокола избавил Филлотсона от необходимости сейчас-же отвечать на фразу, вероятно не показавшуюся ему таким оправдательным аргументом, каким, потеряв самообладание, считала ее Сусанна.

Они отправились в школу, как обыкновенно, и Сусанна вошла в свой класс, где, сквозь стеклянную перегородку он мог видеть ее, каждый раз как оборачивался в ту сторону. Когда он начал объяснять урок, его лоб и брови морщились от усиленного напряжения мыслей. Чтобы дать им исход, он оторвал клочек бумаги и написал:

«Твоя просьба решительно не дает мне заниматься делом, и я сам не понимаю, что говорю. Серьезно-ли ты высказала мне свое желание»?

Он сложил записочку и отдал одному мальчику отнести ее к Сусанне. Филлотсон видел, как жена его обернулась и взяла записку, как склонила прелестную головку при чтении, стараясь не выдать своих чувств под перекрестным огнем множества детских глаз. Мальчик вернулся, не принеся никакого ответа. Но вскоре одна из учениц Сусанны явилась с маленькой записочкой в руках. В ней было всего несколько слов:

«С грустным чувством должна признаться, что просьба была высказана серьезно».

Филлотсрн видимо встревожился еще больше. Он тотчас-же отослал ответ:

«Богу известно, что я отнюдь не желаю чем-либо стеснять тебя. Мое единственное желание предоставить тебе спокойствие и счастие. Но я не могу согласиться с твоим нелепым желанием уйти жить к любовнику. Ты потеряешь уважение всех порядочных людей и в том числе мое!»

После небольшего промежутка, доставлена была новая записочка от Сусанны:

«Знаю, что ты желаешь мне добра, но я не нуждаюсь ни в чьем уважении. Мои убеждения могут быть низки в твоих глазах, безнадежно низки! Но уж если ты не желаешь отпустить меня к нему, то не позволишь-ли мне жить хоть в твоем доме отдельно от тебя?»

На это Филлотсон не прислал ответа.

Она написала еще:

«Я знаю твои мысли; все-таки прошу, умоляю тебя пожалеть меня. Я не приставала-бы к тебе так неотступно, еслиб могла выносить такую жизнь. Я ведь не шучу – будь снисходителен ко мне – хотя я и не была терпима к тебе! Я уйду, уйду, сама не знаю куда – и никогда не потревожу твоего покоя».

Через час был прислан следующий ответ:

«Я не желаю мучить тебя. Ты верно поняла меня. Дай время подумать. Я готов согласиться на твою последнюю просьбу».

Все утро Филлотсон не сводил глаз с Сусанны чрез стеклянную перегородку, чувствуя себя таким-же одиноким, каким был до знакомства с ней. Но он не изменил доброте своей и согласился на её отдельное житье в доме. Сначала, когда они сошлись за обедом, Сусанна казалась более спокойной, но её угнетенное состояние отразилось на её нервах, расстроенных до последней степени. Она заговорила бессодержательно и туманно, – чтобы предупредить какой-либо определенный деловой разговор.