Ибрагим Рахим - Судьба

— Но Бобир Надирович, — глядя на него, с улыбкой продолжал Бардаш, — забыл одну фразу из фильма о Чапаеве. «Тише, граждане, Чапай думать будет!» Он мало думал.

— Может ли такой человек управлять трестом? — ехидно вставил Хазратов и покрутил головой.

— Да, думать надо, — говорил Бардаш. — Учиться надо. Можно обогнать Америку… Обогнать время… В союзе с наукой. Нельзя обогнать науку. Любой успех без нее окажется случайным. И все равно потом наступит тяжелое пробуждение и столько труда пропадает даром!

Надиров опять опустил голову, словно слишком велика была тяжесть, павшая на нее. Лица он не прятал. Просто ему трудно было сидеть прямо. Лицо по-прежнему горело, только шрам еще больше побелел, как кость.

— Семь раз отмерь, один раз отрежь, — сказал Бардаш. — Я не говорю о перестраховке. Это стыдно для коммуниста, простите меня.

— Правильные слова, — заметил, усмехнувшись, Сарваров, — за что же прощенья просить?

— Когда говоришь вслух истины, — объяснил Бардаш, — испытываешь неловкость. Итак, Надирову не хватило научного подхода к делу. И в этом виноват я. Я мог бы остановить Надирова, если бы мне помог товарищ Хазратов…

— Зачем тебе, — рявкнул неожиданно Бобир Надиров, снова вскинув голову, — он мне помогал… А когда на Огненном мазаре вспыхнул пожар, он сказал мне, что тут на тебе можно и точку поставить. Потому что это ты предложил жене передвинуть вышки в район Огненного мазара.

— Ложь! — крикнул Хазратов, голос его сорвался, будто лопнул, и он закашлялся.

— В район Огненного мазара я предложил передвинуть вышки на основании данных разведки, — договорил Бардаш.

— Кто виноват в аварии? — спросил Сарваров.

— Я! — сказал Шахаб. — Я бурил, не имея никаких предварительных данных, без соблюдения необходимой осторожности…

— Я виновата, — перебила его Ягана. — Как директор конторы бурения я должна была противостоять Надирову, но я поддержала его атаку… Слишком многого захотелось, и вот вместо экономии авария… Я должна ответить…

— Все это требует осуждения не только людей! — резко бросил Бардаш. — Это должно быть осуждено как явление. Между спешкой и темпами столько же сходства, сколько между криком и песней.

Обсуждение только начиналось, но все разгорячились. Один Хазратов как-то замешался, посерел, съежился. Надиров принял на себя всю вину и говорил:

— Дадашев сказал, что меня можно было бы остановить. Нет, меня остановить нельзя. Но меня можно было бы заставить идти по правильному пути, если бы не такие люди, как Хазратов. Они подзуживают, юлят, а потом бегут в кусты, когда надо отвечать. Нет, не в кусты, а первыми хватают лопату рыть яму…

— Я вам верил, — крикнул Хазратов. — Я хотел…

— Вы хотели столкнуть нас — меня и Дадашева. Но мы с ним крепкие люди. И боюсь, что между нами вас разотрет. Я готов отвечать за все, как мне это ни горько.

Бобир Надирович сел и теперь потупился надолго.

Выступали, спорили, обвиняли, оправдывали, а он все сидел, уткнувшись глазами в пол. Может быть, он прощался с трестом, с той вышкой, откуда ему всегда так отчетливо виделись дали, дороги… Сарваров заключил:

— Вас называли начальником подземных кладовых, Бобир Надирович. Но ведь под землей у нас тоже должен быть порядок, а его действительно способна обеспечить наука… Поскольку человеческих жертв не было, а частично пострадавшие не предъявляют претензий, поскольку почти вся техника спасена, прокуратура не будет привлекать людей к уголовной ответственности…

Бардаш посмотрел на Сарварова и понял, какой тяжкий груз снимал он со всех. Наверное, ему и самому было нелегко.

— Какие будут предложения? — спросил Сарваров.

— Освободить Надирова от работы и дать строгий партийный выговор, — сказал Хазратов.

— Партийный выговор Ягане Дадашевой, как понимавшей опасность такого бурения, — сказали из-за стола.

— Еще есть предложения?

Слово взял Бардаш.

— Нет, — сказал он, — Надирова нельзя снимать. Его, правда, называют начальником кладовых бухарского газа. И такой второй начальник у них не скоро будет. Это у него в крови, я не для красного слова говорю… Строгий выговор.

Если бы он мог заглянуть в надировские глаза, то увидел бы в них первую в жизни, накатившуюся на седые ресницы каплю. Но в них никто не мог заглянуть, так низко склонился старый пустынный волк.

Проголосовали за строгий выговор Надирову и за выговор Ягане. Хазратов сразу встал.

— Вот теперь о Хазратове, — сказал Сарваров, и тот сел. — Я думаю, он не может работать в обкоме…