Питер Тейлор - Вызов в Мемфис

Моих сестер Алекс, похоже, понимал куда меньше, чем я. Хвалебными речами о том, как они внимательны к мистеру Джорджу, Алекс незаметно для себя открыл мне, что отец вовсе не посвящал его в то, о чем дочери говорили с ним в столовой клуба или в ресторанах в центре. Думаю, Алекс и не предполагал, как часто Бетси и Джо огорчали отца, даже когда им было уже глубоко за пятьдесят, а именно: подолгу рассказывали о мужчинах, за которых они еще могут выйти, или о романах, которые они якобы завели (эту тему сестры развивали только в отсутствие матери), либо смущая своими чересчур модными нарядами, а еще жаргоном, который они, очевидно, переняли у молодых людей, с кем иногда общались. Да, когда Алекс Мерсер рассказывал мне о любви Бетси и Джо к отцу, про себя я думал: Алекс, ох уж эта твоя провинциальная любовь к простой правде! Он и не представляет, говорил я себе, что одновременно с почитанием отца, — которое сестры так часто демонстрировали, — про себя они переживали совершенно противоположное. А может, Алекс вполне представляет себе этот парадокс, но, как и я, не в состоянии себя заставить заговорить о нем вслух или даже признать перед самим собой.

Я помню, что ко времени, когда мне было чуть за двадцать, у меня не было никого, кроме Алекса, кому бы я мог доверить свои чувства. В особенности это касалось моих чувств по поводу несчастливого финала главного любовного романа моей юности. Помню, как звонил Алексу из Чаттануги, где жила моя дорогая Клара Прайс — жила, разумеется, с семьей, в великолепном доме в тюдоровском стиле, на вершине Сторожевой горы. Оба своих звонка Алексу из Чаттануги я начинал с того, что не видел смысла жить без Клары. Он говорил со мной по полчаса, объясняя, ради чего я должен жить, — что, понятно, я и хотел услышать. В тот же год, вернувшись из Чаттануги в Мемфис, я однажды даже расплакался в присутствии Алекса из-за утраты этой девушки. Сейчас я раскрываю о себе такие подробности по очень простой причине — я хочу показать, что не знаю другого человека, которому смог бы посмотреть в глаза после истерических телефонных звонков и рыданий по возвращении домой несколько дней спустя. (Это было в 1941 году. В то время я служил в форте Оглторп, в Джорджии, в девяти милях к югу от Чаттануги и Сторожевой горы.) Но с Алексом было легко. И утешало не только его сочувствие, а скорее его умение вселять чувство, будто возмутительно именно его сдержанное поведение, а не чьи-либо припадки жалости к себе.

Но все это напоминает мне, что во время интермедии между звонками сестер в те угрюмые воскресные сумерки — еще до того, как я принял решение отправиться на следующий день в Мемфис, — я поймал себя на мыслях об Алексе Мерсере и Кларе Прайс, а также о своем отце. Какое-то время я просто сидел в лоджии все еще темной квартиры в Манхэттене, не торопясь включить свет или вернуться за стол в кабинете. Я, разумеется, знал, что скоро последует второй звонок. Но даже не предугадай я тот второй звонок от Жозефины, первый сам по себе вызвал достаточно предчувствий и воспоминаний, чтобы не вернуться за стол, к прерванной работе. Я сидел в потемках возле телефона и вспоминал то, что уже полагал забытым, — былую обиду на отца из-за его вмешательства в роман с той девушкой из Чаттануги, моей чудесной Кларой Прайс. Неужели в тот момент она пришла мне на ум только потому, что была тезкой миссис Клары Стокуэлл? Я не мог бы сказать наверняка, но в памяти все же всплыли несколько эпизодов с участием Клары.

За поддержкой в борьбе против моей женитьбы отец, разумеется, отправился к Алексу Мерсеру. В более позднем рассказе Алекса об этом совещании с отцом есть две памятные детали. Одна — что в том случае отец впервые пришел к Алексу Мерсеру домой. К этому времени они были друзьями и наперсниками много лет, но ни разу еще не возникало настолько личное затруднение. Алекс женился совсем молодым и жил со своей женой Фрэнсис и двумя маленькими детьми (первыми из длинной череды) в неказистом бунгало рядом с Мемфисским университетом. Они живут там по сей день, только детей у них теперь намного больше. Отец позвонил, чтобы предупредить о визите заранее. Полагаю, он решил прийти домой для беседы не только из-за личного характера темы, но еще и потому, что была суббота и он решил, что Алекса не будет в его университетском кабинете. Позвонил отец заранее, но явился позже, чем рассчитывал Алекс. Возможно, ему было трудно найти дом, ведь Мерсеры жили не в том районе города, который отец хорошо знал или любил посещать.