Лэйни Тейлор: Дочь дыма и костей

Шагая по запорошенной снегом мостовой, Кэроу не мучилась мрачными предчувствиями. Обычный день, ничего особенного. Если не считать того, что понедельник — да к тому же январский. Зябко, темно — в зимнюю пору солнце появляется не раньше восьми, — зато какая красота вокруг! Раннее утро и снегопад сделали Прагу призрачной, как на старинных фотографиях — размытых и серебристых.

По оживленной набережной с грохотом проносились трамваи и автобусы, знаменуя начало нового дня двадцать первого века. А безлюдные переулочки, заснеженно-спокойные, казалось, принадлежали совсем другой эпохе. Снег, и камень, и блуждающие огоньки, завиток пара от кофе — в одиночестве Кэроу свободно плыла по течению будничных мыслей. Временами вспоминалась обида, и сердце внезапно пронзало болью, но она гнала прочь эти чувства, полная решимости покончить с ними.

В одной руке она несла стаканчик с кофе, другой придерживала борта норовившего распахнуться пальто. На плече висел портфель, с какими ходят художники, а волосы — распущенные, длинные, переливисто-синие — покрывались ажурным узором снежинок.

Обычный день.

И вдруг… Рык, торопливые шаги сзади, резкий захват — чьи-то руки прижали ее к широкой груди, рванули шарф, и она почувствовала зубы — зубы! — у себя на шее.

Преследователь покусывал ее.

Стало противно. Она попыталась вырваться и не расплескать при этом кофе, но часть напитка все же пролилась на грязный снег.

— Боже, Каз, отстань! — взмолилась Кэроу.

— Как ты меня узнала?

Свет фонаря мягко освещал холеное лицо бывшего бойфренда. «Дурацкая красота, — думала Кэроу, отталкивая его. — Дурацкое лицо».

— Кому еще такое придет в голову?

Подобными выходками Казимир зарабатывал себе на жизнь, и его удручало, что на Кэроу они не действовали.

— Тебя не испугать, — пробубнил он и надул губы — перед таким выражением лица, по его мнению, устоять было невозможно.

Прежде она бы и не пыталась. Приподнялась бы на цыпочки и дотянулась языком до обиженно выпяченной губы, неторопливо облизала бы ее, захватила зубами и растаяла в томном поцелуе, как согретый солнцем мед.

Те дни давно прошли.

— Может, ты просто не страшный, — бросила она и пошла дальше.

Каз, засунув руки в карманы, догнал ее и пристроился рядом.

— Что значит — не страшный? Как я рычу? А как кусаюсь? Кого угодно хватит удар. Просто у тебя ледышка вместо сердца.

Не дождавшись ответа, он добавил:

— Мы с Йозефом открываем новую экскурсию — «Вампиры Старого города». Туристы на нее поведутся.

«Еще бы» , — подумала Кэроу. Туристы выкладывали хорошие деньги за эти блуждания в ночи по хитросплетениям пражских улочек с остановками в местах предполагаемых убийств, где из дверей внезапно выскакивали «привидения» и нагоняли на них страху. Она сама несколько раз играла роль такого привидения — держала в поднятых руках окровавленную голову и стенала до тех пор, пока вопли неподдельного ужаса не переходили в смех. Забавно.

Раньше с Казом было весело. А теперь — нет.

— Удачи тебе, — произнесла она ровным тоном, не повернув головы.

— Ты могла бы поучаствовать, — не унимался Каз.

— Нет.

— Сыграла бы сексапильную вампиршу…

— Нет.

— Мужиков сводила бы с ума…

— Нет.

— Надела бы свой плащ…

Кэроу замерла.

— Ты ведь его не выбросила, нет, зайка? Никогда не видал ничего прекрасней — черный шелк на бледной коже…

— Заткнись, — прошипела она и остановилась посреди Мальтийской площади.

«С ума сойти, — думала девушка. — Какая глупость — влюбиться в ничтожного, смазливого уличного актера, оставить ему такие воспоминания. Поразительная глупость. Исключительная».

Каз приготовился стряхнуть снежинку с ее ресниц.

— Только тронь, и я выплесну кофе тебе в лицо.

— Тпру, тпру, моя резвая Кэроу. — Он опустил руку. — Когда ты перестанешь взбрыкивать? Сказал же, я сожалею.

— Вот и сожалей. Только в другом месте.

На чешском — не родном для нее языке — она говорила ничуть не хуже Каза.

Он вздохнул, раздраженный тем, что Кэроу так и не приняла извинения. В его сценарий это не входило.

— Да будет тебе! — уговаривал он грубоватым и вместе с тем бархатно-мягким голосом, каким часто поют блюзовые исполнители. — Мы предназначены друг другу, ты и я.