Евгений Левандовский - Огнем опаленные

— Вот что, девоньки, — заговорил неожиданно часовой, — гляжу я на все, что творится в отряде, — то ли партизаны мы, то ли еще кто. И не пойму.

— Ты о чем это?

— Ну как, о чем. Что же вы не понимаете. Люди воюют, умирают. Немец топчет нашу землю, а мы сидим сложа руки, сами себя охраняем. Только от кого? Немец к нам и носа не кажет. И не знает, что здесь «партизаны» скрываются.

— Почему ничего не делаем? Вот мост взорвали, сожгли машины, убили немцев. Это же правда? Это и есть война. И мы бьем немцев.

— Ну уж не знаю, а правда-то ваша выходит для кого как. Никаких мостов, никаких немцев не было. А вот что вчера ребята перепились спирта, который прислали с Большой земли, так это было. И Овчаренко там был.

— Как же так?

— А вот так. Собралась здесь кучка дармоедов и всех держат в своих руках. Пьянствуют, разлагают народ. Войной здесь и не пахнет. А Большая земля им помогает через вас. Да и немцы-то про нас, я думаю, знают. Знают, а не трогают. Вот два дня назад каратели приезжали, так они сюда и не пошли, а в соседнем районе на партизан облаву делали. Вот вам она, правда-то. А вы заладили — правда, правда.

— А ты-то как же? Ты тоже с ними заодно?

— Бес попутал. После ранения прятался я здесь недалеко в деревне, а потом пошел партизан искать. И нашел на свою голову. Бежать не могу — раненая нога не дает. Вот и хожу в карауле. Такого насмотрелся. Подживет нога — убегу.

Вдали послышались шаги. К землянке подошел Локтев.

— Привет, землячки! Ну как у вас тут дела? Не скучаете? А я к вам по делу зашел.

Они вошли в землянку.

— О чем вы здесь со стариком чирикали, птички? Что нового, есть радиограммы?

— Да, есть. Вот радиограмма. Читайте.

Локтев взял радиограмму.

— Ого. Отлично, отлично. Поздравляют с выполнением задания. Дают новое поручение. Ну что же, очень хорошо. Передайте, что любое задание будет выполнено. Попросите подбросить еще боеприпасов и продовольствия.

— Хорошо, все передадим.

Локтев повернулся и вышел из землянки.

— Ну, Надя, что будем делать?

— Передавай пока радиограмму. Потом подумаем.

Вера села у передатчика и начала готовиться к связи. Надя шифровала радиограмму.

Выходя от девушек, Локтев подумал, почему они сегодня такие встревоженные? Уж не сболтнул ли чего старый хрыч. Угораздило же Овчаренко поставить старика к радисткам. Ясно же, что старик опасен. Уже несколько раз докладывали, что он держится особняком. Отказывается от выпивки, ворчит на людей, называет их бандитами.

Локтев подошел к старику.

— Ты что же это, старый черт, здесь наболтал?

— А! Уже донесли, сучки? А еще комсомолками прикидываются! Ну и что? Сказал! Да, видать, не туда сказал. Такие же они бандитки, как вы все.

— Ах ты, старая падаль. Ну, получай же. — И Локтев в упор выстрелил в старика.

Вера уже кончала передачу радиограммы, когда у землянки раздался выстрел. Не оборачиваясь, она сказала:

— Посмотри, что там такое.

Надя выглянула из землянки и сразу захлопнула дверь. На снегу лежал мертвый старик. К землянке бежал Локтев. В руке у него был пистолет. Лицо красное, перекошено от злобы.

— Вера, передавай «73!». Локтев убил старика. Бежит сюда. Я подержу дверь.

Виктор приземлился не очень удачно. Парашют зацепился за дерево, и Виктора с силой ударило о ствол. Просигналив вверх фонариком «все в порядке», он стал спускаться. «Это даже хорошо, — подумал он, — что сел на дерево. Нет никаких следов».

Спрятал парашют в сугроб.

В лесу было тихо. Виктор посидел, послушал и, когда начало светать, позавтракал. Кусок шоколада, кусок масла и глоток спирта. Развернул рацию и передал: «Приземление прошло хорошо. Рацию оставляю лесу. Иду поиски отряда». С сожалением сбросил с себя полушубок, валенки. Последний раз посмотрел на карту и все это вместе с рацией зарыл под елью. Теперь можно идти. Оружия нет, костюм подходящий, документы надежные.

По дороге в деревню шел молодой парнишка. Старая, облезлая шапка-ушанка, поношенная телогрейка, подпоясанная обрывком веревки. На ногах обмотки и привязанные веревкой галоши. За спиной холщовая сумка. В ней небольшая краюха хлеба крестьянской выпечки, несколько картофелин, две наволочки, детское одеяло, простыни и маленькое круглое зеркальце. Все это уже не новое. Но, может быть, найдутся добрые люди и обменяют на хлеб, на картошку, на муку или другие продукты, а то дома осталась больная мать и сестренка.

Парень жался к обочине, не обращая внимания на улюлюканье немецких солдат, которые проезжали мимо. Иногда ему приходилось отскакивать в глубокий снег: шофер, чтобы доставить удовольствие своим пассажирам, старался наехать на него. Иногда солдаты ради потехи стреляли в него из автомата. Тогда он испуганно вбирал голову в плечи и приседал на корточки. Довольные солдаты смеялись. Но едва «шутники» отъезжали, парнишка выходил на дорогу, отряхивался и шел дальше.