Джим Кокорис - Богатая жизнь

— Не понимаю, почему ты все еще работаешь, — сказала тетя Бесс как-то вечером за ужином. — Ты же выиграл деньги, а работаешь еще больше, чем раньше.

Папа аккуратно поставил на стол чашку с кофе, точно в центр блюдечка.

— В университете так хорошо отнеслись ко мне, не бросили меня в беде, — мягко сказал он. — Я считаю, что должен проявить уважение к ним и не бросать их. Они не просят меня делать слишком много, поэтому мне следует делать как можно лучше то немногое, что я делаю, когда меня приглашают представлять их в других университетах.

— Нельзя нанять кого-нибудь, кто бы делал твою работу вместо тебя? — спросил дядя Фрэнк. — Я знаю много писателей. Ты можешь заплатить им, а когда они закончат писать, ты просто поставишь свое имя. Многие так делают.

Папа проигнорировал замечание дяди Фрэнка и попросил меня передать соль. На протяжении последних дней я чувствовал, что от папы исходит явный и необычный для него заряд гневной энергии, направленный, по моим ощущениям, на дядю Фрэнка. Я подозревал, что это каким-то образом связано с выходом журнала «Пипл». Когда тетя Бесс показала папе статью, он на какой-то момент задохнулся, а потом сказал:

— У него стыда нет, — и пошел к себе в кабинет, где в тот вечер оставался допоздна.

Со своей стороны дядя Фрэнк тоже, казалось, был расстроен историей со статьей. Говорил он теперь не так резко, по утрам уходил из дома рано, чтобы встречаться с людьми в деловой части Чикаго. Два раза он летал в Лос-Анджелес, возвращаясь в тот же день. Он стал, как и папа, усталым и сонным, у него появились темные круги под глазами, из-за которых он походил на загнанного охотниками енота.

— Они уже сматывают пленку, — сказал он, протянув руку, чтобы взять бокалом с вином. — Фильм почти готов.

— О чем он? — спросила тетя Бесс.

Дядя Фрэнк с серьезным видом рассматривал бокал, затем поднял его и осторожно покрутил.

— О хорошем вампире. О вампире, который не хочет никому причинять вреда. Но он вампир, и ничего с этим не поделаешь. Он не собирался быть таким, но стал. Время от времени он совершает нелепые поступки, а потом раскаивается. — Он посмотрел в папину сторону, но папа отвел глаза.

Позднее в тот вечер без приглашения явилась миссис Уилкотт, которая как щит несла перед собой большой пирог. Я не ожидал этого. Обычно она являлась перед обедом, как я подозреваю, с надеждой, что ее пригласят к столу. Я расценил этот поздний визит как неожиданную атаку противника, как нарушение установленных правил ведения военной кампании, и сделал вид, что ее нет, даже тогда, когда папа сказал мне, чтобы я поздоровался.

Для меня ее появление в тот вечер было особенно неприятно потому, что мы собирались поиграть в «Статего» — настольную игру с элементами военной стратегии. За обедом, несмотря на плотное рабочее расписание, папа согласился поиграть, чем очень меня удивил. Целью игры было захватить флаг противника. Я разработал основополагающую и очень эффективную стратегию сохранения флага. Однажды я подслушал, как семейный консультант в больнице порекомендовал эту игру папе, который приходил в себя после кишечного спазма, сказав, что она облегчит общение отца с сыном. Раньше мы в нее играли только один раз, и было это очень скучное и отнюдь не бодрящее занятие, во время которого папа в основном читал и перечитывал правила игры. Я надеялся, что уж теперь-то правила ему ясны, и во второй раз игра будет более занимательной.

— Я знаю, что ты любишь яблоки с корицей, — сказала миссис Уилкотт, передавая мне пирог. Томми побежал наверх. — Я испекла его для тебя, Тедди, во время нашего шоу на этой неделе. — Когда она улыбнулась, было похоже, что она припрятала пару яблок и засунула их себе за щеки.

Папа выжидающе взглянул на меня, и у него поднялись брови. Мне было тяжело смотреть на него. Меня с души воротило от того, как он оживлялся в присутствии миссис Уилкотт, как носился с ней.

— Спасибо, — выдавил я, вышел из гостиной и понес пирог на кухню. Здесь за столом сидела тетя Бесс, уперев подбородок в ладони, и читала толстый глянцевый журнал «Роскошная жизнь», который стал приносить домой дядя Фрэнк, и, казалось, тщательно запоминала прочитанное. У ее ног молча лежал свернувшийся в клубок Ставрос, испускавший сложный аромат, каждый компонент которого напоминал о гниении.

— Фрэнк хочет, чтобы мы купили унитаз с подогревом, — сказала она, указывая на журнал. — Зимой у него нагревается сиденье. Он стоит две тысячи долларов. — Потом посмотрела на меня и спросила: — Что это за пирог?